Онлайн книга «Собаки Европы »
|
«Здрасьте, пан Каковский! — поздоровался Молчун. — Бежать собрались?» Пан Каковский схватил берёзовое ружьё, на Молчуна наставил. «Живым не дамся! Руки прочь! Застрелю тебя, дикарская морда!» Молчун подошёл ближе. «А какой сейчас год?» — подозрительно спросил пан Каковский, зарядив ружьё. «Две тысячи сорок девятый», — ответил Молчун со вздохом. «Ложь! — крикнул господин Каковский. — Получай! Умри, фашистский гад!» И дал прямо по Молчуну очередь. Молчун схватился ладонью за грудь, лицо его перекосилось, и он мешком рухнул на щепки. Пан Каковский, увидев это, издал радостный боевой возглас. «Пан Каковский, а какой сейчас год?» — спросил Молчун, открыв глаза, но продолжая лежать на спине. И это был сильный ход. Пан Каковский замер и задумался. Про такое у него ещё никто не спрашивал. «Сегодня пятое июля две тысячи шестнадцатого года, — сказал он наконец. — Пятое июля две тысячи шестнадцатого года. Минск, парк Горького. Возвращаясь из поликлиники по улице Киселёва, я…» Глаза пана Каковского лихорадочно закрутились. «А зовут вас как?» — вполголоса спросил Молчун, лениво потеребив пальцами сырую траву. «Михаил Антонович Жукович, — сказал растерянно пан Каковский. — Возвращаясь из поликлиники по улице Киселёва, я…» «Ошибка вышла, — сказал Молчун, взглянув на дикое лицо пана Каковского. — Как так? Как это получилось?» Пан Каковский сделал судорожное движение рукой, словно хотел, чтобы Молчун сейчас же замолчал. Молчун поднялся, отряхнул брюки, внимательно посмотрел господину Каковскому в глаза. «Как так, Михаил Антонович?» «Пятого июля две тысячи шестнадцатого года, — словно оправдываясь, заскулил пан Каковский. — Возвращаясь из поликлиники по улице Киселёва, я…» «Назад хотите? — спросил Молчун, как его Стефка научила. — Тогда слушайте внимательно. Сегодня в полночь приду к вам, пойдём туда, откуда вы к себе обратно вернуться сможете. Поняли? Только никому ни слова. Ведь иначе пропало всё. Ошибку исправить можно. Но только один раз. Согласны?» Понял ли его пан Каковский, трудно было сказать. Может, и не слушал он, что ему объясняли. Но отбросил в сторону своё берёзовое ружьё, пошёл к хате, покачиваясь, и всё бормотал под нос: «Возвращаясь из поликлиники по улице Киселёва, я…» Не очень веря в успех своего дела, ровно в 23.45 Молчун взглянул на экран мобилки и осторожно выглянул из-под одеяла. Отец давно спал, Молчун выскользнул на улицу и загуменьями быстро дошёл до хаты Каковского. Как ни странно, тот был готов — стоял у кривого своего туалета с сумкой, нацепив на себя картуз. Молчун дал ему знак, и пан Каковский, шумно выдохнув, пошёл следом. Не успели они в огороды нырнуть, как из-за кустов выскочил луч фонарика да, полетав по тёмной земле, выхватил ноги Молчуна. «Стой, стрелять буду, — раздался зловещий голос полицая. — Кто такие? Комендантский час не писан?» Молчун ничего ни про какой комендантский час не слышал, но решил не спорить. «Я это, ваше благородие, — сказал он испуганно. — Молчун». Фонарик ударил в глаза. «Молчун? — полицай подошёл, держа руку на кобуре. — Вижу уже… Хм. Гы. Как-то ты мне раньше повыше ростом казался… Что ты здесь шатаешься? Ночь на дворе». «Пана Каковского домой транспортирую…» Фонарик бросился в сторону, пан Каковский закрыл лицо обеими руками. Но и без лица было ясно, что это он. «Снова бежал? — полицай безжалостно, как саблей, изрубил лучом фонарика бедного Каковского. — Вот же не сидится сумасшедшему. Смотри, пан Каковский, сейчас время такое, убежишь в лес, дык подстрелят, как панду. В лесу солдат как ягод летом. Пока что прощаю. Следущий раз арестую и кнута всыплю, не посмотрю, что инвалид». Пан Каковский вдруг замычал: «Михаил Антонович Жукович! Возвращаясь из поликлиники по улице Киселёва…» Но полицаю было всё равно: «Какой-год, какой-год, — передразнил он. — Ошибка вышла. Сам ты ошибка, а не человек. Дом дали, пенсию дали, а он всё в лес смотрит. Волчина ты больной. Была бы моя воля — застрелил бы и забыл. Ладно, идите, и больше не попадайтесь. Я человек нервный. Шастают по темноте всякие. Работать мешают!» Пришлось повернуть назад, к дому Каковского. «Слышишь, Молчун! — крикнул им вдогонку полицай. — Ты сегодня ничего подозрительного не видел? Вот ваш учитель, например…» Полицай догнал их и снова посветил Молчуну в лицо. «Что-то мне показалось, какой-то он странный сегодня, — полицай говорил тихо, проникновенно, голос такой, будто Молчун ему был родной человек. — Учитель ваш — он, конечно, да… человек проверенный. Только вот что… Что-то он там у себя пишет ночами. Тебе не показывал? Не делился? Не намекал: зайди, мол, почитай?.. А?» Молчун подумал, прикинул в голове, что и как следует ответить. «Нет, — сказал он как можно спокойнее. — Но…» «Что но?» «Может быть, вы и правы… — замялся Молчун. — Что-то он мне подмигивать стал. Часто. Я думал, да, нервы, а теперь думаю, может, намекал…» «Ага, — обрадованно сказал полицай. — Ты тоже заметил? Ну, проверим. Проверим. Может, и ложная тревога. Ты пока никому… Понял? Не надо на человека без вины гнать. Проверим. Но ты поклянись — как что заметишь, сразу мне эсэмэску. Понял, Молчун?» «Так точно», — бодрым голосом ответил Молчун, и они наконец двинулись обратно. Чтобы, переждав, уже совсем другой дорогой, через поле, обойти быстрым шагом деревню и зайти к саду Юзика с другой стороны. «Вот он, — Молчун бросился к Стефке. — Пан Каковский. То есть Михаил Антонович Жукович. А это…» «Помогай бог, — Стефка вышла из-за яблони, будто родилась только что из этой жиденькой тени. — Добрый вечер, Михаил Антонович. Мы ещё не знаем, что с вами произошло, но вы — жертва и заложник не совсем обычных обстоятельств. В наших общих интересах…» Было видно, что она хочет сказать совсем другие слова. Но такие, по-видимому, были у нее инструкции. Пан Каковский замер, перепуганно прислонившись к стене. Его лица не было видно. Стефка и Молчун услышали только приглушённый, по-собачьи угрожающий рык: «Возвращаясь из поликлиники по улице Киселёва, я… — прохрипел господин Каковский. — Девушка, дорогая, скажите мне прямо…» Он перестал рычать и всхлипнул: «Какой сейчас год?» «Две тысячи сорок девятый, — твёрдо ответила Стефка. — Михаил Антонович, я…» «Ошибка вышла», — заплакал пан Каковский и упал на колени. Стефка достала шприц. |