Книга Не отпускай, страница 54 – Харлан Кобен

– Но при этом не знал, что он член Конспиративного клуба. Ты не знал, что они с Дайаной переживают трудные времена. Это не твоя вина. Ты был занят Маурой, своим хоккеем… Вы были всего лишь подростки… – Голос Элли стихает, когда она видит мое лицо. – Что бы ни случилось в ту ночь… – начинает она.

– Ты это о чем – «что бы ни случилось»? Военная база хранила какую-то тайну. Лео, Маура и кто там еще, все остальные, выяснили, что это за тайна. Мне все равно, обкурился Лео или нет. Мне все равно, что Дайана, может быть – может быть! – собиралась порвать с ним неделю спустя. Они все что-то видели. Теперь у меня есть доказательство.

– Я знаю, – мягко говорит Элли. – Я на твоей стороне.

– По тому, что и как ты говоришь, непохоже.

– Нап?

Я смотрю на нее.

– Может, лучше забыть? – говорит наконец Элли.

– Да, только этого никогда не случится.

– Вероятно, Маура не хочет, чтобы ее нашли.

– Я делаю это не для Мауры, – качаю я головой. – Я делаю это для Лео.

Но когда мы выходим на парковку, когда я целую Элли в щеку, убеждаюсь, что она села в машину, из праха восстает мысль, и ее трудно загнать обратно: «Может, Элли права. Может быть, лучше все забыть».

Я смотрю, как отъезжает Элли. Она не поворачивается, не машет мне на прощанье. А прежде всегда махала. Глупо обращать на это внимание, но куда деться. С одной стороны, может, это и к лучшему, но, с другой, Элли хранила от меня тайну на протяжении пятнадцати лет. И теперь, после того как она сбросила с себя этот груз, между нами должно быть больше доверия.

Похоже, это не так.

Я оглядываю парковку в поисках курящих девиц, но они уже давно ушли. И все же я чувствую на себе чей-то взгляд. Не знаю чей. Да мне, впрочем, все равно. Слова Элли, словно когтями, разрывают кожу на моей голове.

«Может, лучше забыть? Вероятно, Маура не хочет, чтобы ее нашли».

Чего именно я тут пытаюсь добиться?

Заявлять, что я пойду до конца ради торжества справедливости, – это благородно и храбро. Но вот правильно ли? Сколько еще человек должно умереть, прежде чем я отступлю? Возможно, разыскивая Мауру, я подвергаю ее и других опасности.

Я упрям. Я решителен. Но я не безрассуден и не склонен к самоубийственным поступкам.

Должен ли я забыть?

У меня не проходит ощущение, что за мной наблюдают, и я поворачиваюсь. Кто-то стоит за деревом у булочной Джерси Майка, чуть дальше по улице. Подумаешь, ерунда, но я теперь слишком подозрителен. Я кладу руку на пистолет в набедренной кобуре. Но не вытаскиваю его. Хочу просто знать, что он на месте.

Я делаю шаг к дереву, в это время звонит мой телефон. Я делаю шаг назад к своей машине.

– Слушаю?

– Детектив Дюма?

– Да.

– Говорит Карл Легг из полицейского отделения Энн-Арбор. Вы просили меня узнать о кардиологе Флетчер.

– Удалось?

– Нет, – говорит Легг. – Но мне стало известно кое-что, о чем вам следует знать. Вы меня слышите?

– Да, слушаю. – Я сажусь в машину.

– Извините, показалось, вы отключились на секунду. Я побывал в офисе доктора Флетчер и поговорил с офис-менеджером.

– Кэсси.

– Да, – отвечает Легг. – Вы ее знаете?

– По телефону она была неразговорчива.

– Она не была Мисс Откровенность и при разговоре с глазу на глаз. Но мы немножко на нее надавили.

– Я это ценю, Карл.

– Братья по значку и всякое такое. Так вот, доктор Флетчер вдруг позвонила бог знает откуда и сказала, что берет академический отпуск. Она отменила все назначения и всех клиентов, кого смогла, перевела к доктору Полу Симпсону. Это ее напарник.

Я смотрю на дерево. Не вижу никакого движения.

– Раньше с ней случалось что-нибудь подобное?

– Нет. Кэсси говорит, что доктор Флетчер очень закрытый человек, но она абсолютно предана своим пациентам. Такая отмена всех назначений не в ее характере. Потом я поговорил с ее мужем.

– И что он сказал?

– Он сказал, что они разошлись и он понятия не имеет, где она. Сказал – она звонила ему и тоже сообщила про академический отпуск. Он подтвердил, что это на нее не похоже, но добавил: после их развода она – я цитирую – «открывала себя».

Я завожу двигатель и выезжаю с парковки.

– Спасибо, Карл.

– Вы можете сделать все на более высоком уровне. Проверить ее телефонные разговоры, сведения по кредитке и всякое такое.

– Да, возможно, я так и поступлю.

Только для этого требуются разные юридические закорючки, а я не уверен, что хочу идти этим путем. Я еще раз благодарю Карла и отключаюсь. Еду к дому Оги на Оук-стрит. Еду медленно, потому что мне нужно проветрить голову и все обдумать.

Оги сообщили, что в ту ночь Маура прибежала к Элли и пряталась у нее.

Что именно это значит? Я, ей-богу, не знаю. Принял ли Оги это к сведению? Предпринял ли он что-то, получив эту информацию?

И самое главное: почему Оги ничего не сказал мне?

Мой мобильник звонит снова, и теперь это мой босс – Лорен Мьюз.

– Завтра утром, – говорит Мьюз. – В девять. В моем кабинете.

– О чем пойдет речь?

– В девять. – Она отключается.

Отлично. Я думаю, уж не нажаловался ли на меня один из стариков из «Ржавого гвоздя» за атаку на яйца Энди Ривза? Если я начну беспокоиться на сей счет, мне это ничего не даст. Я нажимаю на номер Оги в быстром наборе. Он не отвечает. Я удивлен тем, что он не звонил мне после того, как я отправил ему копию записи Хэнка.

Впереди поворот на Оук-стрит. Хватит прочищать голову. Я сворачиваю на стоянку за кирпичным домом и выключаю двигатель. Сижу и смотрю в окно, в никуда. Не помогает. Вылезаю из машины, обхожу дом. Уличные фонари светятся темным янтарем. В сотне ярдов впереди я вижу старуху с огромной собакой. Кажется, это немецкий дог. Что-то вроде. Вообще-то, я теперь различаю только их силуэты. Когда мне кажется, что я вижу в ее руке сигарету, я вздыхаю, взвешиваю, не окликнуть ли ее.

Нет. Я любопытная заноза в заднице, но не крестоносец.

Вот она наклоняется с пластиковым пакетом в руке, подбирает собачьи какашки, и тут что-то привлекает мой взгляд.

Желтая машина.

По крайней мере, она кажется желтой. Я знаю, что янтарные уличные фонари черт те что делают с белым и кремовым цветом. И даже с определенными светлыми металлическими оттенками. Я выхожу на тротуар и спешу к машине. Прохожу мимо старухи, думаю: мне ничего не будет стоить, если я не проявлю себя абсолютным лицемером.