Книга Странное происшествие в сезон дождей, страница 109 – Виктория Платова

— Я вообще не пью.

— Но как раз вчера решили расслабиться в компании малознакомых вам людей. Насколько я понял, большинство из присутствующих здесь вы увидели впервые?

— Да.

— И ни с кем из них не были знакомы прежде?

— Нет.

— Мне сказали, что вечером вы уединились с хозяйкой на весьма продолжительное время.

— Это правда. Мы болтали и пили коньяк.

— И о чем же вы… болтали?

— Обо всем. О жизни в Камбодже. О жизни вообще.

— Как две старинные подружки?

— Вы же понимаете… Мы не… подружки. Скорее всего, она просто соскучилась по всему русскому. По русским. Вот мы и разговорились.

— Ну да. Она рассказывала вам о себе? О том, чем занимается, как оказалась здесь?

— Нет.

— Какие-нибудь подробности из прошлой жизни?

— Она долго жила в Африке… и отзывалась о ней с большой теплотой.

— И, кроме абстрактных теплых отзывов, никаких других… конкретных фактов биографии озвучено не было?

— О господи! Я же не работодатель, не дознаватель, не полицейский… С какой стати она должна озвучивать мне факты биографии?

— Она не выглядела чем-то взволнованной? Обеспокоенной?

— Нет. Она была абсолютно спокойна. Раскованна. Мила. Давала забавные характеристики друзьям и близким. Много говорила о детях.

— Никто из гостей не раздражал ее? Не вызывал неудовольствия?

— Как могут раздражать друзья? Думаю, она не позвала бы тех, кого не хотела видеть.

— Вы правы. А что она говорила, к примеру… о писаке?

— О писателе?

— Да.

— Что он хороший писатель.

— И все? По мне — так он редкостное фуфло.

— Что? — Такого поворота в беседе (или лучше все-таки называть происходящее допросом?) Дарлинг не ожидала и во все глаза уставилась на Йена.

— Я не ясно выразился? Не знаю, как это будет по-русски… И существует ли эквивалент…

Bullshit — вот что сказал Йен, фуфло, срань, дерьмо собачье, сколько синонимов ни подбирай, уничижительная суть не исчезнет.

— Я поняла вас. Просто мне казалось что сыщик не должен быть предвзятым.

— А кто вам сказал, что я отношусь к писаке предвзято? Если бы это было так, я нашел бы другое словцо, более крепкое. А так — он и есть трусливое фуфло, которое не способно позаботиться даже о собственной жене. Вот, кстати, его жена… Вы говорили с хозяйкой о его жене?

— О Магде? Нет. Но… хозяйка сожалела, что она чувствует себя здесь не очень комфортно.

— Почему?

— Я не знаю… У Магды возникли трения с дочерью Даша.

— На какой почве?

— Мне сложно влезть в голову трехлетнему ребенку…

— А в голову Магды? Она ведь угрожала покойной, не так ли? Чем именно?

— Послушайте, это смешно! Обычная бабская ревность, не более…

До сих пор оборона крепости воспоминаний о Даша проходила вполне успешно и ленивые атаки Йена отбивались без труда. Но теперь сама Дарлинг случайно приоткрыла потайную дверь в стене, прямо перед носом противника.

— Значит, она ревновала своего муженька к хозяйке? Исходила злобой и желала сопернице сдохнуть побыстрее? Я прав?

— Что-то в этом роде. Но они не были соперницами. Просто сама ситуация оказалась не из приятных. И Магда много выпила вчера.

— Как и вы?

— Мне сложно сказать. Она была по-настоящему пьяна, вот и все. Отсюда эти необдуманные угрозы. Вы ведь не отнесетесь к ним серьезно?

— Отнесусь, — пообещал Йен. — И доморощенные адвокаты мне тоже ни к чему. Каждый в этом деле сам за себя. Кто-нибудь еще, кроме жены писаки, высказывал неудовольствие хозяйкой?

— Нет.

— Мелкие дрязги, сведение личных счетов, прошлые обиды?

— Я мало с кем общалась.

— Может быть, вы что-то услышали? Увидели… Что-то, что показалось вам необычным или странным…

— Хотите знать, не подслушивала ли я? Не подсматривала?

— Такое иногда случается, если учесть вполне понятное женское любопытство. И стремление влезть не в свое дело.

— Я не особенно любопытна.

— Пытаясь снять подозрения с других, вы автоматически навлекаете их на себя. Круг подозреваемых слишком ограничен. Колода тонковата.

— Вы мне угрожаете?

— Нет. Так почему вы остались здесь, а не уехали со своим боссом? И в котором часу он покинул дом?

— Я не знаю. В последний раз я видела его около восьми вечера. Может быть, чуть позже.

— Он сказал вам, что хочет слинять с вечеринки?

— Я сама предложила ему… слинять.

— Почему?

— Видите ли… Я не считаю себя вправе разглашать какую-либо личную информацию…

Йен откинулся на спинку кресла и закинул руки за голову. Темные пятна пота в подмышечных впадинах сделали его пиджак еще более непрезентабельным. И сам Йен в мгновение ока превратился в расплывчатое, дурно пахнущее пятно с выкристаллизовавшейся солью по краям — целыми горами, терриконами соли: Дарлинг вязнет в них, соль забивается в мелкие трещины на ступнях. Жжет, саднит и покалывает кожу — ощущение не из приятных.

Так и есть, Йен — ощущение не из приятных.

— Боюсь, вы не совсем понимаете ситуацию, леди. Произошло убийство, в котором мотивом может быть все. В том числе и скрытое в той самой личной информации, которую вы из ослиного упрямства…

— Это не ослиное упрямство!..

— …Из ложно понятого благородства не хотите озвучивать. И оно может выйти боком не только вам, но и тем, кто действительно невиновен.

— Хорошо. Если это так важно…

— Важно.

— Я скажу. У Костаса, моего босса, и Даша были отношения. Вы понимаете, о чем я говорю?

— Да.

Брезгливая гримаса на лице Йена подтверждает: он все понял правильно, мир полон идиотов, которые пытаются строить отношения с дамочками вне стен борделя; сами виноваты, несчастные, страдающие идеализмом дураки!..

— Давно. Может быть, лет десять назад или больше. И вот когда они случайно… совершенно случайно встретились… мне показалось, что Костас до сих пор испытывает определенные чувства.

— А бабе все было по барабану?… Э-э, я хотел сказать, покойная, конечно же, и думать забыла о вашем Костасе?

— Ну, в общем, она была не в восторге от этой встречи, да.

— И тем не менее пригласила его на вечеринку? С прицепом в виде вас? Этот поступок не показался вам странным?