Книга Золотая лихорадка, страница 40 – Николай Задорнов

— Сто-ой! — крикнули с берега.

Из высокой травы вышел усатый мужичок в шляпе и в пиджачке.

— Вернитесь! — сказал он. — На эту речку нет прохода! Мы вот сами оттеда еле живы свалились.

— Прошлый год люди там были, — ответил Егор, опуская веревку, так что парус заполоскался на ветру.

— А теперь там нет никого. Разбило две лодки и всех вынесло. Люди разошлись, — подкручивая темные усы, сказал мужичок.

— Что ты его слушаешь! — сказал Федя и налег на весла.

— Эй, я говорю не смей! — Усатый выхватил револьвер и выстрелил вверх.

— Я тебе… — Егор схватил ружье, спрыгнул в воду. Бултыхая сапогами по воде и гальке, он зашагал к берегу.

— Убери ружье! — сказал усатый Егору.

— Убери револьвер! — ответил Егор.

— Там никого больше нет, — сказал усатый. — Никто не моет.

Трава зашевелилась, и из нее вышел высокий бородатый человек в зимней шапке и с ружьем на плече.

— Я сказал — не смей ходить, и все! Дороги нет, — подтвердил усач.

— А кто ты такой?

— Мы от волостного управления поставлены старшиной, — сказал высокий в шапке.

— Каким старшиной? Тут нет старшин. А я иду к себе. У меня там дети моют.

— А как фамилия?

— Кузнецов.

— Как Кузнецов? С откудова будете?

— Из Уральского.

— Кузнецов! — удивленно сказал усач. — Это который правый берег открыл?.. — Он что-то тихо шепнул своему товарищу и, обратившись к Егору, добавил: — Пожалуйста, можете ехать!

Егор все еще не мог прийти в себя. Он шел, как домой, в свою избу, а дорогу ему заступили. Он подошел к усачу поближе.

— Здравия желаем! — гаркнул тот и взял под козырек. — Был когда-то Гаврюшкой. А теперь прозвали по усам — Таракан. Спрячусь в любую щель, — пошутил он. — Вы бы сразу себя назвали. Вас там все ждут. Ваш берег свободный, люди селятся на левый, на Силинский.

— Пожалуйте отобедать с нами тройной ушицы, — предложил бородач. — Кузнецовский берег слободный. Не спешите! — добродушно добавил он. — Никто не тронет вашу делянку.

Сели за уху.

— Как же ты знаешь, кого пустить, а кого не надо? Списки, что ль, у тебя? — спросил Егор.

— Я знаю всех в лицо… А кого забуду, поднесут пол-штофку — и спомню. А есть и списки.

— Ты и с нас хотел подношения?

— Что вы! Кто же Егора Кузнецова не знает… Но лучше бы вам придумать кличку, скажем «Пахарь» или «Стенька Разин». Тут место такое, что не надо бы зря называться. А за подношением я не гонюсь. Этого хватает.

— Но ведь и новые идут.

— Да, таких еще больше. Вот мы и поставлены от общества. Мы всех задерживаем, стараемся выведать, кто и откуда. Для желающих отказа нет, благодетели открыли прииск для народа — и мы это чувствуем от общества, да шпионов боимся. У нас ушица всегда наварена. Приглашаем, угощаем… Вот сделайте честь, кушайте еще. Человека сразу видно. Мы по описанию вас узнали, да и так заметно, что хозяин, шли за своим.

«Какое же общество его поставило? — подумал Егор. — Кто-то уже успел навести тут порядок?»

Федя сидел и думал о том, что брат еще не успел приехать на прииски, а уж характер выказал. Давно не видел он Егора таким задиристым. Правда, всем известно, что в первый год на Амуре он здорово подрался с бельговскими торгашами из-за гольдов. Мать говорила, что он вообще-то любил прежде драться, мол, выйдет на пруд зимой и улицу пробьет в народе.

— Судя по всему, общество нынче сошлось большое, — сказал Федя.

— Лодок еще немного прошло, — отвечал Гаврюшка. — Но нынче много народу нахлынет. Пока еще ни одного шпиона не попалось. Каторжных мы поворотили, не пускаем их на прииски, чтобы не марать честь… А сынки ваши тут, оба. Старший — Александр Егорыч — каленый такой, как чугун, ваш же сынок будет? Племянничком вам приходится? — быстро обратился он к Феде.

— Да, как же!

— Дела у них… Вас все ждут. Скоро выборы начнутся, власть надобно установить, чтобы были отводы участков и порядок.

Через два дня пути вода в реке стала грязной, непохожей на горную, лодка прошла перекат, когда вдали послышался стук и грохот, словно за лесом работала паровая машина. Справа, на левом берегу реки, лес был вырублен. Виден стал сплошной ряд палаток и шалашей. Сплошной строй синих столбов дыма подымался от костров в небо. По камням катились тачки, лязгали лопаты и ковши, скрипели вороты, подымавшие бадейки из шурфов и колодцев. Потоки мутной воды неслись оттуда. Вода становилась все желтей и грязней.

На лодке подъехал Василий.

— Пошли к правому берегу! — крикнул он отцу. — Во-он где мы в прошлом году мыли с Ильей и Сашкой…

Егор налег на шест. Вдали зажелтел сруб колодца.

— А где же Сашка? — спросил Егор.

— Вон лодка идет! — показал сын. — Сашка едет…

Сашка стал выбрасывать на берег очищенные жерди. Егор посмотрел на другой берег. Он весь в палатках, как военный лагерь. Грохот и шум временами слышались сильней и потом снова стихали, словно берег отдалялся. Налетел ветер, солнце ушло за тучи, и балаганы потемнели, стали серыми. Вышло солнце, и белые балаганы за рекой опять весело заблестели.

— А я на острове мою! — сказал Сашка.

— Хорошее содержание?

— Хорошее — нельзя сказать, — уклончиво отвечал Сашка, ставя жердь для балагана. Он вдавил ее в песок косо.

Егор, достав топор из-за пояса, стал забивать жердь.

— Кто же, отец, так спрашивает на прииске! Тут у нас суеверия! — молвил Василий.

— А где ты?

— Я мою с Ильей. К вечеру палатку сюда перенесу, и завтра начнем работать вместе. Тут у меня шалашик с прошлого года стоит, недалеко отсюда… Я там накомарник поставлю и палатку.

— Ты хочешь отдельно от отца? Что же ты, как семейный?

— Я вечером читаю, у меня книги есть. Чтобы тебе не мешать. Тут товарищи хорошие. Нынче Сашка предупредил всех, что скоро сам Кузнецов придет, и весь правый берег не велел трогать. Сказал, чтобы нынче до твоего приезда не смели здесь мыть. Сашка ушел на остров, чтобы подать пример, и всех гнал отсюда… А я вон там…

— Сегодня мыл?

— Мыл! Вот здесь триста лотков! — похвастался сын, вынимая из-за пояса узелочек с золотым песком.

Татьяна перетаскала из лодки мешки, скатки шкур и одеял.

Егор, Васька и Сашка снесли по кулю муки. Сложили на доски, постланные на два бревна. Сашка закрыл все широким берестяным полотнищем.

Егор и Федя, подкладывая доски, закатили из лодки на берег бочку с соленым мясом. Татьяна разожгла костер, и вскоре крышка запрыгала на чайнике и повалил пар.