Онлайн книга «Золотая лихорадка»
|
Пахом залез на пень и, волнуясь, мял свой картуз. — Надо пригласить каждого и всех выслушать… С этим нельзя торопиться. Управлять прииском я не способен… На том простите, пожалуйста! — А ты чего молчишь? — подтолкнула мужа Ксеня. — А че? А че? — с разных сторон потянулись к ней бабьи головы. — Кузнецов пьяница! Он пропил штаны и место, где живет, называется «Пропитые штаны». Живет с женой сына! — крикнул голос откуда-то сзади. — Нет, не верно! Это богач, и он хочет взять прииск себе! Властный человек! — Если он властный человек, то ему нельзя подчиниться! — сказал Советник в очках. Пахом сильно обиделся за соседа. Когда он обижался, то молчал. Таков уж он был по натуре. Терпеть и молчать он мог сколько угодно. Спорить и браниться он готов только со своими, с теми, кому желал добра. — Ты-то че молчишь? — несколько сбавляя жару и стесняясь, что на нее обращают внимание, шептала Ксеня. Бабы, чувствуя, что Ксенькин напор слабеет и что она колеблется, невольно надвигались к ней со всех сторон, как бы желая подкрепить подругу, падавшую духом от такой несправедливости. Они чувствовали, что она что-то знает. Права голоса при выборах у баб не было, поэтому они подталкивали и тянули за собой мужей, зная, что их одних оставлять нельзя. Всякий мужчина мог поддаться на уговор, соблазниться угощением или просто свалять дурака. А тут, как видно, шел большой спор. Являлась опасность от крепких, богатых, которые не зря хотели всех взять в свои руки и зажать. Во всем надо было мужикам помочь разобрать другую сторону. — Может быть, и надобно избрать того, кто открыл, господа, Силина Тимофея! — заговорил, забравшись на пень, Советник, поворачивая свое опухшее лицо, лоснившееся как у святого. — Бедный, справедливый человек, страдалец народный. Он добрый и справедливый, настоящий русский человек, о котором поется в песне! — улыбнулся Советник, и очки его, как бы тоже смеясь, заблестели на солнце. — А ты сам откуда? — Я? Какое тебе дело, откуда я? А откуда ты? — Я с Покровки! — Ну, если ты с Покровки, так и слушай, что я говорю… — Тимоху можно! А в помощники ему, может, Никиту Жерсбцова? — Да, для крепости! — подтвердил старый старовер, за которого недавно заступался Никита. — Его, Никиту! — проговорили хором раскольники. Вся их артель держалась вместе. — Или, может быть, наоборот? — спросил очкастый. — Никиту президентом, а Силина помощником? — Ну, а что-то его соседи скажут? — обратился Голованов к безмолвной, стеной стоящей китайской артели. — Холосо! — поспешно улыбаясь, сказал старшина с бородкой, вытаскивая маленькие руки из-под праздничной шелковой юбки. — Жеребцова! — Холосо! — Че же они скажут! Они по-русски не понимают. От них надо второго помощника президенту! — хрипло гаркнул матрос. — И пусть его сами выберут! Будет хоть один работник у властей! — Это верно! — подтвердил Студент. Копна его волос была видна над толпой. — Верно, Фсдосеич! Только они, кажется, в кабале у своего старшинки… А мы еще только хотим попасть в кабалу! — Ты не на корабле, какого еще тебе второго помощника! — Боцмана ему! Студент ждал, как пойдет дело дальше. — А Егор Кузнецов — кулачила! — орал кто-то сзади, смелея. — Че врешь? Чо врешь? — подошел и крикнул Сашка. — А где ходил? Ты откуда? Иди обратно, иди, откуда пришел! Иди… Какие штаны? Кто пропил? Ты пропил? Зачем врешь? Пьяный и иди. Пьяных тут не надо! — Ты откуда взялся, желтая образина? Черепаха — яйца тебе надо… — Сам желтая образина! Сам — черепаха-яйца! Иди, иди! — Пусти… — Зачем пришел? Зачем пришел? Кто тебя звал? Кого ты знаешь? Никого! Иди! Сашка схватил крикуна со скатавшейся патлатой бороденкой за плечи и вытолкал из толпы. — Пошел! Пошеба! Тот норовил кинуться обратно в толпу, но Сашка ходил перед ним и не пускал. — Почему ты его гонишь? — спросил с дерева Илья. — Знаю почему… Иди! Иди! И сам молчи! Сашка еще раз с силой толкнул упиравшеюся мужика. — Да ты кто такой? Поди к черту! Идет обсуждение, мне надо там быть! — Ты пьяный? Да? Или куплен? Ну! — Выпил! — Тогда иди спи. Пьяных не пускают! — Ах ты китаец! — Кто китаец? Смотри паспорт… Смотри крест! Пошел отсюда… — Котяй и Жеребцов тихо переговаривались у пня. Никита сказал громко: — Силин обходительный! Надо бы и ему должность по справедливости… — Что же! — отозвались в толпе. — Нет, тебя спросим! — подымая руки, закричал контрабандист Андрюшка Городилов. — Правда ведь? — обратился он к толпе. У березы, пощипывая томную бороду, стоял Федор Барабанов. Никита сильно надеялся на него и обещал ему выгоды в будущем. Федор тоже торговал. Он из Уральского, как и Силин, как и Кузнецов. Никите хотелось хотя бы некоторых уральцев переманить на свою сторону. Никита хотел подойти к Барабанову, но был стиснут кучкой вновь подошедших старателей. — Я другой партии, — сказал им Жеребцов. — Я — силинский. За Силина. Ему и быть президентом. — Это как экспедиции, — спросил Федор, — партии-то… хм… — Разве не читал в газетах, что бывают партии? — вскинув на лоб очки и глядя на Федора лубяными глазами, спросил Советник. — Но ведь это не у нас. — Да и у нас тоже есть! — пророчески сказал молодой старатель. — Когда руду ищут! — А как же Егор? — спрашивали очкастого. — С ним лучше не связываться. Он мужик жесткий, любит власть. Заставит все делать по-своему. А зачем это нам? — Он старой веры! — сказал Андрюшка. — Нет, он православный… Как, Федор? Ты с ним сосед? — Все равно не нужен! — сказал очкастый, чувствуя, что Федор не хочет отвечать. — А Тимоха добрый, народолюбивый человек. — А Никита? — спрашивали Федора, когда Жеребцов с товарищами, разбившись, разошлись в разные стороны. — Голова! — оглядываясь по сторонам, настороженно сказал Барабанов. — Ничего плохого за ним не знаю! — добавил он тише. — Правда, живем мы далеко друг от друга… — многозначительно закончил он. — И то не беда… Было бы сердце доброе! А мы подсобим ему! — быстро возвратившись к разговаривающим, сказал очкастый. — Защитим честного человека, постоим за правду. — Эх, где ее искать, правду-то! — прищурился Федор. — Трудно мне судить про Егора и Тимоху. Оба соседи. С обоими шли на плотах! Надо еще пораскусить! |