Онлайн книга «Коронованный рыцарь»
|
— Представьте его мне… — вдруг сказала она. — Вам? — удивленно вскинул на нее глаза молодой человек. — Когда прикажете?.. — Сейчас… Сию минуту… — нервно сказала Родзевич. Чиновник бросился исполнять волю красавицы. На Осипа Федоровича вызывающая красота Ирены Станиславовны произвела действительно ошеломляющее впечатление. Его состояние можно было сравнить с состоянием никогда не пившего человека, вдруг проглотившего стакан крепкого вина. Первую минуту его ошеломило, затем по всему организну пробежали точно огненные нити, голова закружилась и во всем теле почувствовалась какая-то истома. Он не сразу даже сообразил, что эта красавица, на которую он сейчас смотрел через подзорную трубку, будет находиться так же близко около него, как стоявший товарищ, будет говорить с ним. «Она, она сама пожелала со мной познакомиться…» — мелькала в его голове ласкающая его самолюбие мысль. — Так пойдемте к ней… Я вас представлю… — сказал чиновник. Осип Федорович машинально последовал за товарищем. Ирена Станиславовна приняла его очень любезно. — Везите его после театра к Генриетте… — бросила она, между прочим, в разговоре представившему Гречихина, сделав очаровательно в сторону последнего кивок головой. — Привезу… — отвечал тот. Оркестр, видимо, оканчивал пьесу. Молодые люди вышли из ложи. — Слыхали?.. — спросил чиновник. — Что? — положительно очарованный и еще вдыхавший в себя душистую атмосферу, окружавшую эту чудную девушку, спросил Гречихин. — Приказано нам ехать с вами к Генриетте… — К какой Генриетте? — Как, вы не знаете, что Шевалье, которая играет Ифигению, зовут Генриеттой! — Но я с ней незнаком… — Это ничего, вас представят… Если Ирена Станиславовна приглашает, это все равно, что сама Шевалье, она с ней задушевная подруга. — Но будет поздно… — пробовал возразить Осип Федорович. — Что делать… Воля Родзевич — закон… Я по крайней мере должен буду вас представить живого или мертвого, — заметил, улыбаясь, чиновник. — Выбирайте… Гречихину почему-то вдруг стало очень весело. — Везите уж лучше живого… — улыбнулся и он. — Так-то лучше… Да и не раскаетесь… Время у нее проводят очень весело… Так, до свиданья, я сижу в местах более отдаленных… Я к вам подойду по окончании последнего акта. — Хорошо… — согласился Гречихин. Товарищи расстались. В то время, общественная жизнь в Петербурге совершенно изменилась против прежнего: не было не только блестящих празднеств и шумных балов, какие еще недавно задавали екатерининские вельможи, но и вообще были прекращены все многолюдные увеселения и даже такие же домашние собрания. Полиция зорко следила за тем, чтобы в частных домах не было никаких сборищ и вмешательства ее в общественные увеселения дошли даже до того, что запрещено было «вальсовать или употреблять танцы, которые назывались вальсеном». Несмотря, однако, на бдительность и строгость полиции, по рассказам одного иностранца, жившего в Петербурге в царствование Павла Петровича, здесь господствовало бешеное веселье. Приезжавшие на вечер гости отпускали домой свои экипажи, и шторы, с двойной темной подкладкой, мешали видеть с улицы освещенные комнаты, где не только танцевали до упаду, между прочими и «вальсен», но и велись речи, самые свободные, и произносились суждения, самые резкие. Дома же и квартиры артисток-иностранок были даже вне этого запрещения, или лучше сказать полиция смотрела на них сквозь пальцы. Спектакль окончился. Павел Петрович приказал Валуеву поблагодарить госпожу Шевалье за удовольствие, доставленное его величеству, а при выходе из ложи государь с дружелюбною усмешкою потрепал Кутайсова по плечу. Иван Павлович был наверху блаженства, видя торжество своей ненаглядной Генриетточки. Из театра все приглашенные отправились в дом бенефициантки, где их ожидал чай и роскошный ужин. Туда же отправился и Гречихин со своим товарищем. В квартире артистки было оживленно и весело. Ирена Станиславовна, к удивлению и досаде своих поклонников, обращала все свое внимание на скромного молодого человека. Она сама представила его хозяйке, которую успела предупредить еще в театре, зайдя к ней во время одного из антрактов в уборную. — Генриетта, я к тебе приведу новичка-гостя. — Кого это? — Гречихина… — Как! Ирена повторила, но француженка, как ни старалась усвоить себе и произнести эту фамилию, не смогла. — Какая глупая фамилия!.. — рассердившись, произнесла она. — И за чем тебе нужен человек с такой странной фамилией? — Он мне нравится… Шевалье пожала плечами. Она уже привыкла к странностям своей подруги. — Так можно? Ведь я его уже пригласила… — Конечно, можно… Ты ведь с ним и будешь заниматься… — Да, я займусь… — многозначительно сказала Ирена. И действительно, она занялась. Выбрав один из уютных уголков, как бы нарочно предназначеных для тете-а-тете'ов, которыми изобиловала квартира Генриетты, она посадила Осипа Федоровича около себя и засыпала его вопросами, кокетничая с ним, что называется, во всю. — Много раз вы были влюблены? — вдруг, среди какого-то обыденного разговора, в упор спросила она его. Он весь вспыхнул. — Это допрос… — Пожалуй и так… Я хочу знать. — Зачем? — Значит надо… Может вы и теперь влюблены, даже воображаете, что любите. — Почему это воображаю? — обиделся Гречихин. — Ага, поймала, значит любите? — Всем своим существом и навеки, — отвечал Осип Федорович, которому вдруг захотелось позлить эту красавицу, которая обращалась с ним, как с мальчишкой. — Она молода и красива? — Молода и красива. — Лучше меня? — Как на чей вкус… — А на ваш? — Лучше… — после некоторой паузы, с трудом проговорил Гречихин. — Вот как… — кинула Ирена. — А она вас любит? — Надеюсь и верю. — Значит взаимная любовь… Вы признались друг другу, может быть даже поклялись? — Поклялись. — Остается только идти под венец… и… беспрепятственно производить потомство, — со смехом сказала она. — Что же тут смешного? — Ничего… Боже, какой вы еще юноша… Вы не знаете даже, что часто женщина хохочет тогда, когда ей хочется плакать… и наоборот. |