Книга Клуб для джентльменов, страница 62 – Эндрю Холмс

Сегодня потребуется много-много удачи. Как в том ковбойском фильме, где герой успевает сделать десять дел, пока падает слетевшая с его головы шляпа, и в итоге ловит ее раньше, чем она касается пола. Мне сейчас без подобной ловкости не вывернуться! Получить кассету, смотаться домой, накатать интервью (чтоб было готово к шести — нет, к без четверти шесть!), затем изыскать способ переговорить с Хайди (хотел бы знать какой!), уломать ее расколоться насчет Питера Бенстида (каким образом?) и в итоге, умаслив Грэхема готовой беседой о Вегас, выцыганить у него аванс за историю Хайди, которым я расплачусь с Купером. Ведь если я завтра не верну денежки Куперу… нет, об этом и думать страшно!

Итак, моя шляпа летит на пол.

Но поймать ее надежды мало.

Хотя бы потому, что к моменту ее падения у меня, возможно, уже не будет головы.

Нет, шутки в сторону — я могу споткнуться на первом же шаге. У меня нет денег расплатиться за ленч. Не будет кассеты, не будет и всего остального.

Глядя на явно прожорливую пасть Дженни, я с тоской думаю: как расплатиться за предстоящий пир?

Дженни с нахальным интересом разглядывает мое лицо.

— Где это вас так угораздило?

Старушка за соседним столиком тоже таращится на меня. Я делаю ей страшную рожу. Хотя она у меня и без того страшная.

— А… — говорю я и для пущего эффекта на пару секунд снимаю солнцезащитные очки. — Хулиганы напали. Шел вчера домой — и вдруг ни с того ни с сего налетели двое… буквально из ниоткуда. Я и защититься не успел. Хоп — и уже на асфальте. Отвалтузили, отобрали кошелек, кредитные карточки. Словом, остался без гроша. И поэтому…

Но Дженни игриво оттопыривает правую щеку языком: заливаешь, дружок! И брови у нее домиком. Я невольно вспоминаю Джордж — она тоже имела привычку делать брови домиком, когда я пытался стравить ей очередную байку. Проницательная женщина!

— …и поэтому у меня сейчас затруднительно с наличностью.

Дженни смотрит на меня все так же насмешливо. Что ж ты умная такая, дура набитая! Нет, чтобы мне с ходу поверить и глазами сочувственно захлопать…

— Чему вы улыбаетесь? Это чистейшая правда.

Она иронически трясет головой.

— Ну, журналисты! И доверяй после этого тому, что вы пишете!.. Что случилось на самом деле?

— Упал с лестницы в подземке, — устало говорю я.

— А потом подрались с бочкой пива, и она вас обрызгала? От вас прет как от самогонного аппарата.

И чего придираться-то? Ведь не в зале сидим. На улице! Отвернись чуть в сторонку — и порядок.

— С лестницы упал и очень огорчился, — говорю я. — Надо было утешиться.

— И поэтому спали в костюме?

Ну, убил бы суку глазастую!

— Нет. Просто времени не хватило забежать в чистку одежды.

— М-да, заметно, что вы весь исстрадались…

Пока она это тянет, я в два глотка осушаю кружку пива.

И тут вспоминается отлучка Дженни в туалет во время нашей первой встречи. Тогда я не зря сделал себе зарубочку в памяти. Теперь, чувствуя себя организатором деревенского праздника, который молит небо о солнечном дне, я наклоняюсь к Дженни и, стараясь дышать в сторонку, говорю:

— Совершенно верно — страсть как исстрадался! А нет ли у вас, часом, немного кокаинчика? Нюхнул бы — и как новенький!

Дженни быстро оглядывается по сторонам. Хотя от меня не отшатывается.

— Ах ты, Господи, — тихонько говорит она, — надо держаться! Надо иметь силу воли…

— Извините, но сами видите — совсем увял. И вот подумал — может, выручите…

— Есть у меня. Конечно, есть.

Ах ты, золотце мое! Будь ты Кейт Мосс — я бы тебя тут же расцеловал!

— Вы моя спасительница. Масенькая понюшечка была бы мне сейчас в самый раз.

— До еды? — спрашивает она. Явно человек бывалый!

Да, кокаин действительно перебивает аппетит — спросите у тощенькой красавицы Кейт Мосс. Но в данном случае это только к лучшему: меньше съем — меньше платить по счету.

— Если не возражаете… А то у меня что-то голова кружится от жары.

Покопавшись в сумочке, Дженни осторожно выуживает из нее бумажный мешочек и — под видом нежного пожатия моей руки — передает его мне. Моя ладошка принимает чудесный пакетик с почтительным трепетом.

Подпись под картинкой, на которой я резвым петушком шагаю в сортир: «Кукаин-реку! Грейл Шарки раскрутил лохушку на халяву».

Туалет — тесная кабинка в чем-то вроде подземного бомбоубежища. И жара там — азиатская. Как тюремная яма в Калькутте — только тут даже потрепаться не с кем. Но ничего, я не гордый. Подпись под картинкой, на которой я в туалетной кабинке: «Дозаправка в полете: халявщик Грейл Шарки вынюхивает больше Дженниного кокаина, чем позволяют законы вежливости. Ничего, тетке урок на будущее — согласен, читатель?»

— Я заказала вам еще кружечку пива.

— Спасибо.

Дженни смотрит на меня и заговорщицки улыбается.

Я тоже выдавливаю улыбку. Но мне тошно, что между нами установилось что-то вроде дружеской доверительности.

Только полирнув кокаиновый кайф второй кружкой пива, я становлюсь добродушней.

— Ну, воспряли? — насмешливо осведомляется Дженни.

— Совсем другое дело, — говорю я. — Спасибо за лекарство.

Я тайком передаю ей заветный мешочек — предварительно удостоверившись, что любопытная карга за соседним столиком смотрит в другую сторону.

— Что будете есть?

— Какой-нибудь простой салатик.

Дженни фыркает. Я отвечаю добродушной улыбкой.

— Ладно, — говорит она. Заветный мешочек всё еще в ее руке. — Послушала я ваше хныканье, и самой взбодриться вдруг захотелось. Как говорится, с кем поведешься… — Тут она встала, взяла из своей сумочки еще меньшую сумочку и добавила уже громче, на публику: — Пойду-ка я губки себе поправлю.

И, многозначительно подмигнув, она удаляется в ресторанную дверь.

Мне хорошо. Алкоголь и кокаин кружатся в упоительном вальсе. Легонько порыгивая, я провожаю глазами Дженнин зад. Задок ничего. Я рисую в воображении, как я к нему пристраиваюсь — конечно, голому. Мне сейчас самое оно по-собачьи — чтобы рожи моей не было видно. Уж очень она малоэротична в данный момент.

Но тут мой взгляд ненароком перебегает на ту сумочку, которая Дженни оставила на столе.

Я делаю глоток холодного пива, стараясь игнорировать дурацкую идею, которая только что — руки в брючки — с невозмутимым видом прошествовала в мою голову. Присела на краешек моего мозжечка, закинула ногу на ногу и с рассеянным видом поглядывает на мои дико извилистые извилины.