Книга Клуб для джентльменов, страница 67 – Эндрю Холмс

В нижнем правом углу доверительно светится время: 20:30.

Я тупо таращусь на «статью», пока не вижу на экране собственное отражение — ну и рожа… Экран гаснет, и на него выбегает мини-танцовщица.

— Опять я облажался, — говорю я ей. Она поворачивается и наклоняется, отклячив голый задок. Игриво кладет на него ладошки, потом выпрямляется, поворачивается ко мне — и с воздушным поцелуем убегает в темноту. Я знаю — через секунду-другую она появится вновь.

— Как же я облажался… — говорю я ей в спину и обхватываю свою похмельную голову.

Чтобы не сдохнуть на месте, я в самом дальнем и наитемнейшем углу сознания имею неумирающего дурачка, который свято верит, что все мои горе-страдания к чему-то ведут, в них есть смысл.

Всё моё лютое распиздяйство, все мои злоключения и вся комедия моего нынешнего существования есть путь в светлое будущее, где мне воздастся за мыканья и унижения.

И это случится не в каком-то раю, а прямо тут… когда-нибудь.

Или это когда-нибудь случится, или разум — злой отчим телу.

Любая полоса — даже самая черная — должна когда-то кончиться.

Полосу потому и называют полосой, что она где-то кончается.

Исстрадайся сегодня — чтобы избалдеться завтра.

Я стону, почти рычу:

— Идиот долбаный!

Стало быть, не уложился я в срок. Уж ты прости, Грэхем.

Может, звякнуть ему и оставить покаянное сообщение на автоответчик? Нет, это ничего не поправит. Лучше ночью накатаю интервью и пошлю его Грэхему с утра пораньше. Откроет он свой электронный почтовый ящик, а там — мое интервью с Вегас. Ну и простит меня на радостях.

А пока что махну в «Меховую шубку».

Там покой и избавление. Там Хайди, которая нужна мне сегодня еще нужней обычного — как глоток воды в пустыне одногорбому верблюду со ссохшимся горбом…

— Эй там, внутри! Девушка! Девушка?

Крышка моей почтовой щели нетерпеливо позвякивает.

Я прокрадываюсь на цыпочках в прихожую. Крышка почтовой щели опять гремит.

— Я слышал ваши крики, милочка! Отзовитесь, пожалуйста!

Голос вполне приятный. Похож на солидный и умиротворяющий голос Терри. Но я молчу. У меня словно речь отнялась. Я открываю рот, но из него ничего не выходит. Чтобы не упасть, я опираюсь рукой о стену. И стена, похоже, качается. Это во мне землетрясение или снаружи?

— Вам не обязательно открывать дверь. Я просто хочу убедиться, что с вами всё в порядке. Милочка, успокойтесь, он ушел. Придурок убежал. Мой Бернар его прогнал… Хорошая собачка, хорошая! Убийчик ты мой славненький! Досталось твоим бокам!..

Я собираю силу воли в кулак и выдавливаю из себя громкое:

— Да, я тут.

— Что ж вы столько молчали-то? Меня едва инфаркт не хватил! Ну да ладно. Значит, вы в порядке?

— Да, большое спасибо. А вы уверены, что он ушел?

— Клянусь. Его нигде не видно. Бежал отсюда как ошпаренный. Штука в том, что мой Бернар — хорошая собачка, хорошая! — его крепко помял… или, говоря прямо, покусал. Так что парнишка — придурок этот — удрал в печальном состоянии…

— Да? Ну и поделом!

Я стою в прихожей, сжимая самый большой из своих кухонных ножей, а чувствую себя так, словно я проснулась на сцене и должна играть чужую роль.

— Поэтому, милочка, мне не очень хочется, чтобы этот кретин притянул меня к суду за нанесение телесных увечий — с него станет! Я лучше… Вы ведь уже позвонили в полицию, да?

— Да.

— Ну и отлично — хорошая собачка, да успокойся же ты, кусака глупая!.. Я тут подумал — может, вам не стоит вообще меня упоминать? И скажите полиции, что вы не успели разглядеть этого типа. Скажите, он был черный такой… негр.

Я молчу.

Не видела! Очень даже видела. Век не забуду этого лица, идиотскую желтую перчатку на другой его руке… Во мне словно что-то прощелкивает наконец — и я впервые начинаю плакать. Стою и тихонько рыдаю.

— Это не потому, что я расист, а чтобы полицию со следа сбить. Они его найдут — а он меня притянет… У меня полно темнокожих приятелей, поэтому я не из расизма какого-нибудь, да… Милочка, вы слышите? Подайте голос!

Я хочу подать голос, но вместо этого получается громкий всхлип.

— Э-э, да вы всё еще не в себе! Убежал он, поверьте! Вы в безопасности. И я уже слышу полицейскую сирену. А это значит — я испаряюсь. Через минуту вы будете в надежных руках слуг закона.

— Спасибо вам. Огромное спасибо! — говорю я между рыданиями. Мне бы открыть дверь и поблагодарить его как следует, но меня словно что-то пригвоздило к полу в прихожей.

— Бернара моего благодарите. Хорошая собачка, хорошая! Зверюга ты моя ненаглядная!.. Всё, я исчез. Всего вам хорошего, голубка!

Мой неведомый спаситель захлопывает клапан почтовой щели. Я стою дура дурой в прихожей, и меня трясет от рыданий. Но слышу — да, действительно полицейская сирена. Звук тормозов, сирена замолкает. Потом стук в мою дверь.

— Полиция, откройте!

Тут меня отпускает. Я распахиваю дверь и от избытка эмоций буквально припадаю к полицейскому. Молодой парень на полсекунды ошарашен близостью хорошенькой девушки в халатике, но тут же приходит в себя и возвращается к исполнению долга: его глаза шарят по квартире за моей спиной.

— Он здесь?

Паренек весь начеку, рука у кобуры. За его спиной второй полицейский, тоже в боевой готовности. На обоих пуленепробиваемые жилеты поверх сорочек с коротким рукавом.

Оба заметно расслабляются, когда я говорю:

— Нет. Похоже, собака его прогнала.

При этом я реву самым постыдным девчачьим образом.

— Хорошо, — говорит первый полицейский. — Джим, на всякий случай осмотри окрестности по-быстрому. Мисс, давайте пройдем в вашу квартиру.

Полицейские быстро переглядываются. Второй, Джим, многозначительно поводит бровью. Кратчайшее движение, но я угадываю его смысл. Таким взглядом обмениваются мужчины, входя в наш клуб. Взгляд солидарной похоти.

— Может, попросить подкрепление? — говорит Джим. По едва уловимой улыбке на его губах ясно, что это определенного рода шутка.

— Угу, мысль правильная, — кивает первый полицейский, переводя взгляд с моего лица на грудь. — Вот ты этим и займись.

Я разом прекращаю плакать и выпаливаю:

— Там был мужчина!

И опять начинаю всхлипывать, хотя мне противно выглядеть глупенькой блондинкой, которая так плачет, словно кокетничает своим испугом. Я лепечу:

— За окном был мужчина. Прямо у окна спальни!

Первый полицейский проходит мимо меня в прихожую — он большой, и с ним квартирка кажется тесной, как при Питере. Держа руку по-прежнему у кобуры, он произносит: