Онлайн книга «Одесский листок сообщает »
|
– Очень вероятно… – пробормотал Черкасов, опять занося что-то в блокнот. – Андрей Яковлевич! Есть же у сыскного отделения такие молодцы на примете? – Кое-кто есть. И все как на подбор служат в извозном заведении Гамалея. – Что за Гамалей? – Дядя с Молдаванки. В молодости был хороший флокеншиссер [52]. Гехтелем [53] орудовал, как никто. Везучий был, песья кровь! Имел нюх на толстые муссометы [54]. Ни разу всерьез не попался. Как разбогател, купил патент на извозный промысел. А связи в фартовом мире все при нем остались. – Типаж понятен. Сергей Манолович, свидетели описали экипаж, который стоял у ломбарда? – Ничем не примечательный гицель на паре. – Гицель? – Так в Одессе называют лихача, – пояснил титулярный советник. – Хм. Масть лошадей запомнили? – Вроде гнедые… Никаких особых примет ни у экипажа, ни у возницы не имеется. Лыков обратился к начальнику сыскного отделения: – Андрей Яковлевич, у вас есть внутреннее осведомление по извозу Гамалея? – Нет. – Плохо! – вдруг строго заявил полицмейстер, до сих пор молчавший. – Очень плохо. Человек много лет возит налетчиков, а мы не имеем за ним надзора. – Так ведь туда чужих не берут, только своих, проверенных, – стал оправдываться губернский секретарь. – Найдите проверенного и завербуйте. – Слушаюсь, ваше высокоблагородие. Питерец дал одесситам высказаться и продолжил: – Извозчик – это след. Как определить, кто сидел на козлах? Посмотреть журнал? – Вряд ли такой особенный выезд занесли в журнал, – скептически заявил Азвестопуло. – Да и нет там никакого журнала. Сдал выручку, сколько положено хозяину, остальное – себе. – Во всех городах есть извозчичьи заведения, – напомнил Лыков. – А в Одессе имеются? – Нет, – вздохнул Черкасов. – Трактир «Старая Полтава» на Прохоровской у них вроде как излюбленный. Но там и гицели, и просто фурманщики, и балагулы, и биндюжники – все, кто кормится перевозкой людей или грузов. – Опять ваши одесские особенности, – хмыкнул питерец. – Без переводчика не поймешь. Сергей пришел на помощь шефу: – Гицель – это лихач на дутых шинах, а фурманщик – просто извозчик. Балагул – ломовик, он перевозит тяжести на бенд-вагене, то есть пароконной телеге. А биндюжник правит биндюгом, одноконной телегой для перевозки колониальных и любых сыпучих товаров. – Значит, в «Старой Полтаве» всякой твари по паре, но попадаются и гицели, которые нас интересуют. Так? – Так, – подтвердил главный городской сыщик. – Направьте туда осведа, срочно. Пусть навострит уши и слушает, слушает… Где еще любят собираться извозчики? – В «Лондончике», угол Ришельевской и Малой Арнаутской, есть у них свои столы. Давний притон! Трактир «Афины» в Красном переулке, там рядом водоразборная колонка, вот они и едут лошадей поить… На Ольгиевской улице имеются меблированные комнаты Диаманта, называются «Свет и воздух», – припомнил Черкасов. – При них дрянной буфет. Дешево и сердито. Фурманы там штыфкают. – Не штыфкают, а едят, – опять влез с замечанием полицмейстер. – Виноват, ваше высокоблагородие, едят. – Агенты туда заходят? – оживился коллежский советник. – Документы глянуть, патент потребовать. – Ходят регулярно, – заверил Черкасов командированного. – А в «Старую Полтаву»? – Реже. – А почему так? – В «Старой Полтаве» опасные люди бывают. Вот в прошлом году мы там поймали налетчиков братьев Жданченко и их товарища Пронченко. Еле-еле справились. Надзирателю Цуцупаве ножик в бок сунули, чуть богу душу не отдал. – Понятно. Андрей Яковлевич, в это опасное место мы сходим сами, на пару с Сергеем Маноловичем. Проведем разведку. А вы своих слухачей зашлите в другие заведения. Договорились? Особенно в «Лондончик». Именно там Степка публично поклялся отомстить питерским сыщикам. Где, кстати, обещанные покушения? Не держит он слова. – Но… Боязно как-то вас отпускать. Вас могут того… Двое для «Старой Полтавы» маловато. Возьмите подмогу, а? Лыков покосился на Азвестопуло. Тот бодро ответил: – Да мы их как мух разгоним! Семерых Алексею Николаичу, ну и мне пяток. Полицейские посмеялись, и Лыков согласился: – Подмогу возьмем. Пусть на улице подождут. В случае чего прибегут. Когда стемнело, питерцы подошли ко входу в зловещее заведение. Прохоровская улица, одна из главных на Молдаванке, соединяла Портофранковскую со Степовой. В таких местах гостям не рады, особенно непрошеным. Азвестопуло зябко повел плечами: – Эх, господи, пронеси… Из заведения слышалась очередная уголовная песня: – Люби белых, кудреватых При серебряных часах… Алексей Николаевич тоже нервничал. Дернул его черт вызваться пойти сюда. Он оглянулся. На углу с Мясоедовской стояла пролетка, подле нее возвышалась колоритная фигура Гаврилы Бойсябога. Это успокоило сыщика. – Ну не в первый раз, авось и не в последний. Лыков толкнул дверь и вошел в пивную. Первое, что он понял, – там не было ни одного извозчика. Ни фурмана, ни биндюжника, ни балагула. Весь народ, что предстал его взору, относился к фартовым. Типичный пчельник, уголовный притон, куда если и ходят обыватели, то лишь свои. Появление незнакомцев сразу заметили. От окна послышалось громкое предостерегающее: – Зекст! [55] Из-за дальнего стола кто-то вскочил и опрометью кинулся в другую дверь. Алексей Николаевич рванул следом. Ему пытались поставить подножку, но он ловко ее перепрыгнул. Затем два бугая заслонили путь. Сыщик махнул не глядя, и ребята повалились на пол. Он поймал беглеца уже на пороге, схватил в охапку и потащил назад. Вся пивная наблюдала за ним, но больше никто не вмешивался. Азвестопуло расчистил место под лампой, просто столкнув сидевших на пол. Коллежский советник усадил пленного в круг света и рассмотрел. Лет двадцать пять, вид жалкий и испуганный. Коротко стриженные волосы навели сыщика на мысль. – Кто будешь? |