Книга Королева брильянтов, страница 48 – Антон Чижъ

– Ваш муж был отравлен, – сказал Пушкин, глядя прямо на нее.

– Что?! – выдохнула Ольга Петровна.

– Получено заключение участкового врача: в организме господина Немировского найдено чрезвычайное количество дигиталиса. Примерно с аптечный пузырек.

– Но это невозможно! – она чуть не вскрикнула. – Гри-Гри никогда бы не прикоснулся к запрещенному лекарству!

– Тем не менее это случилось.

– Откуда он его взял?

– Ваш муж увлекался магией?

Ольга Петровна не смогла скрыть изумления.

– Гри-Гри? Да он был самым приземленным человеком. Он же из потомственных купцов.

– Общался с какими-нибудь медиумами или магами?

– Зачем?!

– Чтобы снять родовое проклятие.

– Если и были у него такие знакомства, то мне о них ничего не известно, – уверенно сказала Ольга Петровна.

– Как же Григорий Филиппович столько лет жил со страхом?

Вопрос оказался неудобным. Ольге Петровне потребовалось некоторое усилие, чтобы преодолеть себя.

– О проклятии до недавнего времени ничего не было известно, – сказала она.

– Как же о нем узнали?

– Осенью Гри-Гри наводил порядок в бумагах, чтобы избавиться от мусора, и вдруг нашел запечатанное письмо. В нем оказалось послание от отца, в котором он признавался в страшном грехе и предупреждал сыновей, чтобы они не повторили его ошибки и остерегались проклятия, какое пало на их род.

– Письмо сохранилось? – спросил Пушкин, невольно зевая, не успев прикрыть ладонью рот.

– Гри-Гри сжег его. Не хотел, чтобы проклятая бумага оставалась в доме. Она достаточно отравила ему жизнь.

– Кто читал письмо?

– Мы все. Он собрал семью и показал находку.

– Как отреагировали старшие братья?

– Пе-Пе грубо высмеял, он такой тяжелый человек, а Викоша… Ему было на все наплевать. Гри-Гри никто не поверил.

– А вы?

Ольга Петровна отпила глоток холодного чая.

– Что я могла? Успокаивала, уговаривала, Гри-Гри пропускал мимо ушей.

– Забыли рассказать нечто важное, что было в послании, – сказал Пушкин.

Она опустила голову, прикрыв глаза козырьком ладони.

– Вы правы. Там было сказано, что их род может закончиться ровно через двадцать лет после преступления старого Немировского, – проговорила она тихо.

– Когда наступает срок?

– Двадцать четвертого декабря.

– То есть надо пережить три дня, и проклятие исчезнет само собой, – сказал Пушкин.

– Гри-Гри в это сильно верил. И мучился.

– А вы?

– Я бы не хотела верить, – сказала она, взглянув на него. – Только у нас, трех сестер, ни у кого нет детей. Род Немировских некому продолжить. Относитесь к этому, как считаете нужным.

Пушкин встал.

– Ольга Петровна, не припомните каких-то характерных черт или деталей призрака? Все-таки видели его дважды.

Она схватилась за виски.

– Умоляю, не мучьте. Мне еще мужа хоронить, а сейчас успокаивать Ирину. У меня осталось слишком мало сил.

Проявлять жестокость к вдовам не входит в обязанность сыскной полиции. Напротив – следует защищать их.

Извинившись, Пушкин обещал дать знать, если что-то узнает о судьбе Виктора Немировского. Неважно, в каком состоянии его обнаружат: в виде остывшего тела или тела с душой, точнее – с перегарным душком. Такие тела по утрам во множестве скапливались в полицейских участках. Приходя в себя, сообщали имя и фамилию, если могли вспомнить. Шанс найти Виктора Немировского живым с точки зрения математики составлял примерно 50,05 %. Только если он не повстречал фамильное привидение. Тут все зависело от обстоятельств, неподвластных человеческой воле.

Тем более – сыску.

4

Измученные души, как известно, тянутся друг к дружке, как половинки магнита. Душа юного Ванзарова свернулась клубочком в крепком теле, утомленная московскими ресторанами. Но особо назойливостью официантов, презрением их за скудные чаевые, чудовищно вкусной и обильной едой, предложениями рюмки от добродушных купцов и откровенными взглядами фривольных дам, громкой музыкой и танцами цыган, в общем, всем, что ранит сдержанность петербуржца. А вот душа господина Улюляева, заявившегося спозаранку в сыскную полицию, по-прежнему жаждала справедливости. Они сошлись, как лёд и пламень.

На посетителя приемного отделения сыска не обращали внимания. Лелюхин шершавил пером по бумаге, Кирьяков углубился в раскрытое дело. Убедившись, что до несчастной жертвы никому дела нет, Ванзаров не вытерпел и решился предложить свои услуги. Улюляев оценил плотно сбитую фигуру юноши и особенно – суровое, но простодушное выражение его лица. Каким и должно быть лицо глубоко честного и умного человека. Нюхом москвича он понял, что перед ним столичный гость. Быть может, из Департамента полиции, а вдруг – из министерства? Наверняка поважнее местных будет. Такому стоит пальцем пошевелить, как преступница найдется. Улюляев заулыбался приятнейшим образом, представился чиновником городской управы и не скрывал счастья от такого знакомства.

– Что с вами случилось? – спросил Ванзаров, вдохновленный его радушием.

Улюляев подробно изложил, как его вера в женщин была разрушена беспощадным образом, а он был ограблен, буквально до нитки. Так что теперь семье его придется перебиваться с хлеба на воду. Хуже всего, что местная полиция, в лице некоего Пушкина, господина ленивого и недалекого, уже два дня как ничего не делает, чтобы изловить злоумышленницу. Так что теплится последняя надежда, что молодой человек не останется равнодушен к его горю.

Ванзаров был мрачен, но в мыслях уже составил план, как будет упрашивать Эфенбаха отдать ему это дело, отменив ресторанную каторгу. Когда есть живой свидетель, поймать преступницу куда проще.

– Можете вспомнить, как выглядела воровка?

Приятно улыбнувшись, Улюляев сообщил, что уже описал негодяйку Пушкину и тот изволил составить карандашный рисунок.

– Значит, портрет составили, – сказал Ванзаров, невольно пропитываясь обидой: он по ресторанам страдает, высматривая неизвестно кого, а у Пушкина рисунок имеется. И еще в приятельских отношениях состоят, хорош приятель, нечего сказать.

– Так точно, нарисован, – согласился Улюляев. – Помогите, господин Ванзаров, поймайте злодейку, на вас вся надежда.

Ванзаров кивнул, размышляя, как разумнее составить требование к Эфенбаху. Но с коварным планом не повезло. В приемное отделение вошел Пушкин, заметил Улюляева и направился прямиком к нему. Даже пальто не сняв.

– Что вы тут делаете? – строго спросил он. Чем неприятно удивил Ванзарова: у человека беда, а с ним как с преступником обходятся.