Онлайн книга «Тридцатая любовь Марины »
|
Марина посмотрела на часы. Без четверти три. – Ну ладно, Света. К следующему разу приготовишь начисто сонатину и прелюд. А дома… дома… Подойдя к пианино, она полистала “Школу”. – Вот этюд этот разберешь сама. Запомнила? – Да… – Ну и хорошо. Дверь робко приоткрылась, заглянули светлые кудряшки. – Проходи, Олег. Плоскогрудая Света стала собирать свои ноты в капроновую сумку. Олег громко ввалился со щедро расстегнутым портфелем, шмыгая носом, пылая круглыми девичьими щеками. Тупорылые ботинки были мокрыми, низ форменных брюк – тоже. Галстук с крохотным, намертво затянутым узлом съехал набок. – Господи, откуда ты? – улыбнулась Марина, кивнув уходящей Свете. – А я это… опаздывал… и это… – ответно улыбнулся он, хлюпнув носом. Марина поправила ему галстук, чувствуя на расстоянии, как пылает пухленькое красивое лицо. Этот двенадцатилетний Адонис нравился ей. У него были курчавые светло-каштановые волосы, девичьи черты, голубые глаза, оправленные в бахрому черных ресниц, полные вишневые губы и круглый аппетитный подбородок. Помимо этого, он был патологически глуп, ленив и косноязычен, как и подобает классическому любовнику Венеры. Олег порылся в растерзанном портфеле, выудил испачканную чернилами “Школу” и мятую тетрадь. Прислонившись к подоконнику и улыбаясь, Марина рассматривала его: – Почему ты такой неряшливый, Олег? – Да я просто спешил… вот… – Ты всегда куда-то спешишь… – Да нет… не всегда… иногда… Он давно уже чувствовал ее расположение и носил невидимый венок любимчика с угловатой удалью, позволяя себе глупо шутить с Мариной и задушенно смеяться в собственный воротник. При этом он безнадежно краснел и моргал своими густыми ресницами. Его отец был стопроцентный прол – отливал что-то на заводе малогабаритных компрессоров, в Доме культуры которого и преподавала музыку Марина. Мать Олега заведовала небольшой овощной базой. – Ну, как этюд? – спросила Марина, когда он сел за инструмент и привычно сгорбился, положив большие клешни рук на колени. – Ну… я в начале там нормально… Марин Иванна… только это, в конце там… сложно немного… – Что ж там сложного? – она подошла, поставила его “Школу” на пюпитр и нашла этюд. Олег испуганно посмотрел в ноты, потер руки и робко начал. Играл он неплохо, но природная лень не пускала дальше. – Немного живее, не засыпай, – сразу подстегнула его Марина и безжалостно нажала на левое плечо, качнув вбок. – Свободней левую, басов не слышно совсем. Во время игры он забывал обо всем, по-детски оттопыривал верхнюю губу и шлепал ресницами. Глаза его округлялись, нежная шейка тянулась из школьного воротника. – Пальцы, пальцы! – воскликнула Марина, клюнув ногтем исцарапанную крышку “Лиры”. – Остановись. Опять путаница. Пятый, третий, первый, четвертый. Сыграй еще. Он повторил. – Теперь снова, только легче и свободней. Он сыграл легче и свободней. “Все может, если захочет. Как партия… – подумала Марина, любуясь им. – За таким вот теленочком и гонялась Хлоя по лесбосским лугам. Мой миленький дружок, лесбийский пастушок…” Из его кудряшек выглядывала аппетитная розовая мочка. Марина представила, как содрогнулся бы этот угловатый увалень, когда б ее губы втянули эту мочку, а язык и зубы с трех сторон сжали бы ее. – Пауза! Пауза! Почему забываешь? Снова сыграй… Он вернулся к началу. “Интересно, есть у него волосики там или нет еще?” – подумала она и, улыбаясь, представила, как, зажав в темный угол этого испуганно пылающего бутуза, стянула бы с него штаны с трусами и настойчивыми прикосновениями заставила б напрячься растущую из пухлого паха пушечку… Опустевший школьный спортивный зал гулко разносит Олегово хныканье и Маринин горячий шепот, поднятая ушедшим классом пыль еще висит в воздухе, запертую на швабру дверь дергает шатающийся по коридору лоботряс. Олег смолкает, покоряясь угрожающим ласкам, Марина валит его на рваный кожаный мат, ее губы втягивают в себя терпко пахнущую головку, а рука властно забирает эластичные яички… – А теперь как, Марин Иванна? – Вполне, – шире улыбнулась она, обняв себя за локти. – Слушай, Олег, а у тебя подружки есть? Посмеиваясь, он пожал плечами: – Неа… – Почему? Угловато он повторил тот же жест. – Такой взрослый мальчик, симпатичный… – Марина подошла, потрепала его кудряшки. – Только ленивый предельно. – Да нет, Марин Иванна, я не ленивый… – Ленивый, ленивый, – ласково качала его голову Марина, чувствуя шелковистость курчавых волос. – Больше заниматься надо, больше. Ты талантливый парень. Если будешь лентяем – ни одна девочка с тобой дружить не станет. – Ну и не надо… – Как же не надо? Придет время, и будет надо… Она наклонилась и сильно дунула ему в ухо. Он захихикал, втягивая голову в плечи. – Лень-то матушка! – засмеялась Марина, раскачивая его. – Ладно, давай сонату. Разбирал? – Ага… немного, – насторожился он и со вздохом полез в ноты. – Трудно было? – Очень… – Не ври. Ничего там трудного нет. Слюнявя палец, он нашел нужную страницу, посмотрел, подняв брови и приоткрыв рот. – Начинай. Неряшливые мальчишеские руки нащупали клавиши. “В мужчинах прежде всего отталкивают руки и ноги… – вспомнила Марина Сашину фразу. – Толстопалые руки и вонючие заскорузлые ноги…” Спотыкаясь, соната стала раскручивать свое мажорное кружево. Марина выудила из сумки “Мишку”, развернула, откусила половинку. Бирюзовый глаз в черной оправе покосился на нее. Она подошла к Олегу и поднесла оставшуюся половинку к его губам. Он по-жеребячьи шарахнулся назад. – Бери, не отрывайся. И взял, как жеребенок берет теплыми губами с ладони, – нежно, осторожно… “Прелесть ты моя, – подумала Марина. – Выпила бы тебя всего за одну ночь. Весь твой свеженький, еще не загустевший кефирчик”. Он играл, гоняя во рту конфету – хрупкую, податливую, пряную и соблазнительную, как сама жизнь… После смерти отца время полетело быстрей. Дядя Володя увез маму в Ленинград, комнату сдали, Марина переехала в Москву к бабушке. Варсонофьевский немноголюдный переулок, многолюдный центр, шум, асфальт, новая школа, новый каменный двор – все это ворвалось в жизнь Марины быстро и решительно, сломив ее кратковременную ностальгию по редким соснам и частым сараям. |