Онлайн книга «Тридцатая любовь Марины »
|
– Ты знаешь… я тебе так завидую… – Почему? – быстро спросил он, застегиваясь. Марина пожала плечами и вздохнула. Достав из кармана перчатки, он снял с полки шапку: – Так почему завидуешь? Марина молча смотрела на этого человека, не подозревавшего, ЧТО он открыл ей в прошедшую ночь. Она вздохнула и опустила голову. Сергей Николаич внимательно посмотрел на нее, потом на часы и вдруг по-чапаевски разрубил ладонью сумрачный воздух коридора: – А ну – одевайся! Вместе поедем! Марина вздрогнула, мурашки пробежали по ее спине: – Как… – Вот так! Хватит прозябать, Марина Ивановна. Жить надо, а не прозябать! Жить! Нахлобучив шапку, он взялся за замок: – Пять минут на сборы даю! Паспорт возьми с собой. И оденься нормально, без щегольства. На завод поедем… Он открыл дверь и вышел. Марина метнулась в комнату, распахнула платяной шкаф. Кожаная рокерская куртка, вельветовый комбинезон, яркий свитер… не то, не то… Она выхватила из этой груды простые, давно уже не ношенные брюки, серую водолазку, белый лифчик и шерстяные трусики. – Сейчас, Сереж, сейчас… Лифчик непривычно стянул грудь, трусики полезли вверх по ногам: – Сейчас, сейчас… Быстро одевшись, она подбежала к столу: – Так… паспорт… Паспорт лежал в тумбе, в верхнем ящике. Диплом… бабушкины облигации… письма, письма, письма… паспорт. Быстро вытащила его из-под груды писем, улыбнулась, пряча в карман, и только сейчас почувствовала, что кто-то мешает ее радости. Марина подняла глаза и столкнулась с колючим недобрым взглядом. Выражение треугольного лица на фотографии так поразило ее, что она оцепенела. За ночь лицо приобрело черты злобы, недовольства и мстительности. Угрюмые глазки сверлили ее. Упавшие на лоб пряди злобно тряслись. – Сссука… – шипели тонкие губы. Розоватые блики играли на фотографии. Марина выглянула в окно. Там внизу, в рассветном бледном воздухе, прямо напротив черного входа в магазин пылал костер из гнилых ящиков. Внезапное решение поразило ее своей простотой. Она улыбнулась, а ОН, словно поняв, зашипел, затрясся сильнее: – Сссука… сссука… Протянув руку, она сорвала его со стены – только булавки посыпались на стол. Торчащий в большом ящике ключ напомнил о содержимом. Марина побежала на кухню, сняла с гвоздя большой целлофановый пакет, вернулась и, чувствуя пьянящую, нарастающую с каждым движением свободу, вытянула ящик из пазов. Тяжелый и громоздкий, он сразу потянул руки вниз, но там ждал мутный исцарапанный целлофан: Библия, Чуковская, ГУЛАГ – все закувыркалось, распахиваясь, мелькая фотографиями и строчками. Вытряхнув ящик, Марина вставила его на место, сунула в пакет фотографию, выбегая, оглянулась. Со стены никто больше не смотрел. Только проступал бледный, еле заметный квадрат. Сергей Николаич нервно курил у подъезда, когда она выбежала, обняв угловатый пакет. – Это что еще? – нахмурился он. Марина улыбнулась: – Это так… надо сжечь… ненужное прошлое… – Аааа… – равнодушно протянул он и кивнул: – Ну, пошли быстрей. Костер был по пути. Он пылал ярко и громко. Два заспанных грузчика в рваных ватниках обрушили на него новые ящики и скрылись в черном дверном проеме. Запыхавшаяся Марина подошла к костру, заметив, как сильно растопил он подмерзший ледок, размахнулась и бросила набитый книгами пакет. Пролетев сквозь порывистые желтые языки, он с хрустом провалился в рассыпчатый янтарный жар, и тут же целлофан пронзительно затрещал, свертываясь. Книги рассыпались, пламя охватило их. Фотография скорчилась, треугольное лицо сверкнуло омерзительной гримасой и пропало навсегда. Тетрадь зашевелилась, горящие страницы свертывались черными рассыпающимися трубочками, замелькали фотографии. Вика… Наташка… Нина… Два грязных поломанных ящика с треском рухнули в костер, накрыв горящие книги. – Вот и все… – прошептала Марина, чувствуя на лице теплоту пламени. Она устало улыбнулась. – А Стендаля-то зачем? – усмехнулся Сергей Николаич, бросая в костер окурок. – Надо, – бодро тряхнула головой она и облегченно вздохнула. – Ну, пошли теперь… На автобусной остановке толпился народ. Рассвет набирал силу: грязный осевший снег побледнел, мутно-синие облака на востоке порозовели. Отодвинув рукав, Сергей Николаич посмотрел на часы: – Припаздываем. Плохи дела. – Может, такси возьмем? – спросила зябко Марина. – Ишь ты, таксошная какая! – усмехнулся он. – Привыкла деньгу проматывать! Нет, Марина. Такси – это баловство. Пролетариату общественный транспорт дан для передвижения. Так что давай как все. Подошел автобус. Он был основательно переполнен и слегка осел на правый бок. Его быстро обступили. Разошлись двери, но никто не вышел, наоборот – тесно стоящие пассажиры подались глубже. – Вперед! – бодро взял Маринину руку Румянцев и, проталкиваясь, полез в автобус. С трудом они втиснулись, поднялись по ступенькам, раздвигая и тесня стоящих. – Чего толкаешься… – сонно повернулся к ним какой-то парень в синей нейлоновой куртке. Ничего не ответив, Сергей Николаич обратился к Марине: – У тебя проездной? – Нет. Вот пятачок. – Давай. Его пальцы взяли пятак, рука потянулась над чужими плечами: – Опустите, пожалста… Автобус резко качнуло, сзади навалились, Марина вцепилась в вертикальный поручень, облепленный многими руками. Ей давно уже не приходилось ездить так рано – за мутными стеклами автобуса еще светились фонари и окна; то и дело вспыхивающий розовым восток мелькал за сероватыми коробками домов. – Ну как, жива? – дохнул ей в затылок Сергей Николаич. С трудом поворачиваясь к нему, она кивнула: – Народу сколько… – Ну и хорошо, – рассмеялся он. – В тесноте, да не в обиде. Автобус стал поворачивать, их прижало к окну. Сергей Николаич поднял руку и украдкой погладил Марину по щеке: – Выспалась? – Выспалась… – улыбнулась она. |