Онлайн книга «Голубое сало»
|
– Арсений, а как же декларация? – спросил один из сидящих. – Две минуты, господа. И мы продолжим, – проговорил на ходу Андреев, потянул за ручку массивную мраморную дверь и вышел из зала в коридор. Здесь было светло, горели матовые плафоны, на блестящем от лака полу лежала зеленая ковровая дорожка. Андреев пошел по ней, свернул за угол, остановился перед резной дубовой дверью и постучал. Дверь открыл лысый человек в черном костюме: – Прошу вас, Арсений. Магистр ждет вас. Андреев вошел в прихожую кабинета. Секретарь отворил дверь и проводил Андреева в кабинет. За огромным пустым столом сидел магистр – полноватый широкоплечий человек в белом костюме, с гладко выбритыми головой и лицом. – Ваше Соответствие, – склонил голову Андреев. – Сколько? – спросил магистр. – Еще не взвешивали, господин магистр, – поспешно ответил Андреев. – Есть повод приобщиться к точным наукам. – Магистр тяжело приподнялся, тронул инкрустацию на стенной деревянной панели. Панель сдвинулась в сторону, открыв проход. – Идите за мной, – шагнул в проход магистр. Андреев двинулся следом. Проход вел в лабораторию. Семнадцать человек в красных халатах работали над Машиной, не обращая внимания на вошедших. Магистр подошел к эталонным весам, надел резиновые перчатки, снял стеклянный колпак, открыл коробку с набором платиновых гирь. – Откройте, – скомандовал он Андрееву. Андреев открыл чемодан. Магистр стал вынимать куски голубого сала и аккуратно класть на платиновую чашу весов. Когда все двенадцать кусков оказались сложенными на чаше в форме голубого брикета, магистр выбрал десятикилограммовую платиновую гирю и поставил на вторую чашу. Весы не двигались. Он добавил килограммовую гирю. Чаши ожили и закачались. Магистр взял горсть мелких гирь и ставил их на чашу, пока весы не замерли. – Одиннадцать тысяч двести пятьдесят восемь платиновых граммов, – подытожил магистр и громко позвал: – Борух! Один из работников отложил инструменты и подошел к магистру. – Готовь форму, – приказал магистр. Работник отошел. – Ваше Соответствие, еще диктофон с записью. – Андреев подал магистру диктофон. – Они по-русски говорят? – спросил магистр. – Блядь говорит на новорусском. Но все понятно. – И это важно? – Очень, ваше Соответствие. Магистр взял диктофон, посмотрел, подошел к прессу, положил на станину и нажал красную кнопку. Пресс опустился, диктофон затрещал. Когда пресс поднялся, магистр снял со станины расплющенный в пластину диктофон, подошел к измельчителю, бросил в заборник пластину, включил мотор и поставил регулятор измельчения на минимальный размер. Измельчитель заработал с оглушительным шумом, и вскоре под его барабаном на поддоне выросла кучка серебристо-серых опилок. – Это не пыль, конечно. Но почти, – рассеянно произнес магистр, ища что-то глазами. – Подожди… а где теперь сахарница? – Возле расточного станка, господин магистр, – ответил один из работников. Магистр подошел к сахарнице, зачерпнул из заборника горсть сахара, бросил на поддон измельчителя и пальцем перемешал с опилками. – Обыкновенная ложка найдется в нашей славной лаборатории? Работник подал стеклянную ложку. Магистр вытер ее о борт своего белого пиджака и передал Андрееву: – Ешь. Андреев зачерпнул с поддона и стал жевать. Появился работник с формой – плоским ящиком из золота. Магистр сложил в ящик куски голубого сала, поставил на подиум сахарницы, дернул рычаг. Загудел нагреватель, запахло леденцами, и вязкая струя жженого сахара потекла в ящик. – Все уверены, что человек – это альфа и омега всего сущего! – засмеялся магистр и покосился на Андреева. Андреев черпал ложкой с поддона, жевал и глотал. Жидкий сахар заполнил ящик. Куски голубого сала светились сквозь желтоватую вязкую субстанцию. Магистр подождал, пока сахар остынет, затем вставил ящик в черный кейс и вышел из основного входа лаборатории. Широкий коридор вел к лифту. Магистр подошел, отпер лифт ключом, вошел, нажал единственную кнопку. Лифт поехал вниз и вскоре остановился. Двери разошлись. Магистр шагнул из лифта в тесное, неправильной формы помещение с грязным кафельным полом, сплошь заставленное стеллажами с множеством небольших банок. В банках хранилась русская земля. Все банки были с подробными этикетками и располагались по алфавиту. Слой пыли покрывал стеллажи. Магистр пошел между стеллажами по извилистому проходу, скудно освещенному редкими лампами без плафонов, и после долгого плутания оказался в небольшом закутке. Здесь стояла раскладушка с рваными одеялами и замызганной подушкой, серая тумбочка, электроплитка с темно-зеленым чайником, стол-тумба, покрытый цветастой истертой клеенкой. За столом на металлическом стуле сидел маленький человек с длинной белой бородой и в очках со сломанной дужкой. Он пил крепко заваренный чай из алюминиевой кружки. На столе в коричневой бумаге лежал кусок вареной колбасы, надкусанный батон белого хлеба и четыре куска сахара-рафинада. – Здравствуй, Савелий, – проговорил магистр. – Наше вам, – кивнул Савелий, шумно прихлебывая из кружки. Магистр стоял с кейсом в руке, молча глядя на сидящего. – Ну что, принес? – спросил Савелий. – Да. – Сколько? – Одиннадцать тысяч двести пятьдесят восемь платиновых граммов. Савелий усмехнулся: – Ты б еще миллиграммы подсчитал! Сколько кусков-то? – Двенадцать. – Нормально… – Савелий допил чай и стал заворачивать хлеб, колбасу и сахар в бумагу. – А то твои орлы сказали – семь. Семь! Курам на смех… Он убрал сверток в тумбочку, протер запотевшие очки и посмотрел на магистра: – Садись, батенька. В ногах правды нет. Магистр поискал глазами, куда бы сесть. Савелий указал ему на раскладушку. Магистр сел, раскладушка заскрипела под ним. Он положил кейс себе на колени и тяжело вздохнул. – Что это ты, батенька, сопишь, как корова стельная? Стряслось что? – Да нет, все в порядке. – Ой ли? У вас – и все в порядке? У пауков в банке все в порядке быть не должно. – Савелий, я с тобой посоветоваться хочу. – К вашим услугам. – Понимаешь… – магистр вздохнул. – Не знаю, с чего начать. Клубок какой-то… – Начни с начала. – Ты засахаренную руку Сола видел? На восьмом уровне? – Батенька, я не только видел. Я ее раз двести пятьдесят лизал, когда приемщиком служил. Каждое утро, после общей молитвы. Помолимся Земле Теплой, потом приложимся – и на службу. Хорошее время было. |