Книга Узкие улочки жизни, страница 16 – Вероника Иванова

— Ничего особенного.

Длинные пальцы поймали пушистую кисть шали:

— Позвольте вам не поверить.

— Это ваше право, миледи. Фроляйн Цилинска вела себя в полном соответствии со своим темпераментом и взглядом на жизнь. Если бы я попытался предотвратить её прилюдное обращение к заказчице, проблем могло бы возникнуть больше.

Больших подробностей хозяйке не потребовалось, потому что заданный вслед вопрос нуждался только в коротком подтверждении:

— Девочка не сдержалась?

— Да.

Со стороны окна раздался печальный вздох.

— Я мог силой удержать её на месте, но это привлекло бы внимание и вызвало вопросы со стороны посетителей и администрации заведения.

— Пожалуй. Ева необычайно импульсивна во время работы, — согласилась леди Оливия. — А публичный скандал нам не нужен. Итак, она... Что именно она сделала?

— Подошла к фроляйн Нейман и в нескольких словах изложила свои впечатления по поводу спутника заказчицы.

— Впечатления были верны?

Хороший вопрос. Откуда я знаю, что именно прочитала Ева? У меня возникли сомнения, но вполне возможно, что природный медиум чувствует мысли намного тоньше и правильнее, чем искусственно созданный, потому нет весомого повода ставить моё мнение выше мнения напарницы. Тем более что прочитанное очень во многом совпало.

— Не могу ни подтвердить, ни опровергнуть правильность выводов фроляйн Цилински.

Леди Оливия недовольно фыркнула:

— Но этот ваш ответ, мистер Стоун, только больше запутывает дело. Отказываясь принимать окончательное решение, вы тем самым словно утверждаете: имеются обстоятельства, не согласившиеся занять своё место в логической цепочке.

И почему я не умею так красиво говорить? Наверное, потому что и думаю несколько коряво.

— Да, миледи. Вы совершенно правы. Обстоятельства имеются. И я не готов назначить им какое бы то ни было место.

— Вам нужно время?

Для размышлений всегда требуется время, это бесспорно. Но не только оно, а в моем случае, и не столько. Мне нужно кое-что другое.

— И да, и нет, миледи. Мне необходима дополнительная информация.

— Какого рода?

— Трудно сказать. Но как только она будет получена, я пойму: это то, что нужно.

Хозяйка усмехнулась, не поворачиваясь в мою сторону и оставляя для меня загадкой выражение лица и истинное настроение взгляда, устремлённого в окно.

— И всё же, как скоро нам ожидать неприятный визит?

Она так и не забыла о самом первом вопросе? А у меня завязка разговора уже вылетела из головы...

Выпуск новостей вышел в 9.15. Оцепление на площади было выставлено, самое позднее, в 9.35, потому что полицейский участок находится неподалёку от «Сентрисс». Не позднее 9.30 был отправлен вызов в Управление, в отдел по расследованию убийств: туда идут звонки по поводу любого трупа, обнаруженного на территории Ройменбурга. Не больше четверти часа обычно уходит на отфутболивание свежего покойничка к самому неудачливому или самому свободному инспектору отдела. Потом нужно найти машину, получить «добро» от комиссара, прибыть на место, немного помедитировать над трупом и заняться опросом свидетелей. На всё про всё будет затрачено не менее трёх часов, по окончании которых потребуется ещё выработка официальных направлений расследования.

— Думаю, сразу после обеденного перерыва.

— Почему не до?

Кто же променяет сытный обед на беседу со свидетелями?

— Такова полицейская практика, миледи.

— Поверю вам на слово, мистер Стоун. Итак, до обеда мы свободны в своих передвижениях и намерениях?

— Вполне.

— Тогда не смею более вас задерживать.

— Миледи?

— Возвращайтесь к фроляйн Цилинске. Или вы не считаете, что ей сейчас ваше общество необходимо чуть больше, чем мне?

Намёк понятен. Иду. Сам напакостил, сам и буду отвечать. По всей строгости, потому что спрашивать с себя тоже буду сам.

* * *

Пух невесомых локонов на подушке. Тёмно-синие, бордовые и кремовые линии клетки на пледе, укрывающем хрупкое тело. Несмотря на худобу и измождённость, Ева не фарфоровая ваза, не упадёт и не разобьётся от случайного прикосновения, но что сейчас творится внутри сознания, погруженного в сон?

Думаю, что знаю. Нет, почти уверен. Со мной тоже произошло нечто подобное. Чуть мягче, пройдя стороной, но переживаний хватило с избытком.

Мы вели наблюдение за свидетелем, проходящим по очередному делу. Рутинная работа, многочасовое сидение на пятой точке, невероятная скучища и при всём этом — невозможность отвлечься на что-то ещё. А тут ещё сменщик выбыл из строя, и пришлось дежурить не двенадцать часов, а двадцать три... Положено было двадцать четыре, но старший офицер смены, прибывшей на час раньше, посмотрел на моё лицо и сказал: иди-ка отоспись, парень. И я пошёл. Потому что слишком устал. Пришёл домой, рухнул в постель, проспал часов десять, а на следующий день в участке узнал, что примерно за полчаса до официального окончания моей смены свидетеля убили.

Разумеется, мне было проще, чем Еве. Но это теперь я могу так говорить, а в те дни...

Никакие уговоры не действовали. Чувство вины не желало уходить, настойчиво, каждую минуту бодрствования и сна долбя моё сознание безыскусной и неопровержимой мыслью: человек умер из-за меня. Умер, потому что я ушёл. Остался бы до конца положенной смены, все наверняка сложилось бы иначе. В конце концов, если бы убийство произошло всего на три четверти часа позже, я с полным правом мог бы считать себя всего лишь наблюдателем и...

Вот такая дребедень меня мучила. Мучила довольно долго, с месяц или больше, иногда обманчиво затихая, чтобы в следующий момент обрушиться на мою голову с новыми силами. И логика не помогала. Да, я имел полное право уйти. Да, меня официально отпустили. Да, моё физическое состояние, скорее всего, не позволило бы предотвратить совершение преступления. Но что толку в логике, когда прямо перед глазами непристойно оголился факт: я ушёл — человек умер?

Выкарабкиваться было трудно. Помню, полицейский психолог пытался мне помочь, но своими беседами только злил и действовал на нервы. Ох, сколько всяких гадостей я тогда наговорил бедной женщине... До сих пор стыдно встречаться. Она всё делала правильно, но не учла главного. Мне нужно было найти ответы внутри себя, а не снаружи. Так уж я устроен.

Во-первых, следовало перестать спорить с независящими от моих желаний обстоятельствами. А во-вторых, нужно было раз и навсегда признаться самому себе: я не всемогущ. Просто? Да, на первый взгляд, и то, и другое легко выполнимо. Но попробуйте проделать это в молодом и полном сил возрасте, когда кажется, что можешь свернуть горы, стоит только поднатужиться и...