
Онлайн книга «Золотая удавка»
– Не снимая? – поддел племянник. – Почему не снимая, снимал на ночь и когда шел в баню. Все невольно улыбнулись. Валентин Гаврилович постучал в комнату дочери, потом позвал ее: – Женечка, мы уже заждались. Нехорошо заставлять нас ждать так долго. Но дочь не отозвалась. Тогда отец открыл дверь и остолбенел. Его Женя, его свет в окошке и радость всей жизни, лежала на смятой постели в разодранном домашнем платье с выпученными глазами и вывалившимся языком. Вокруг ее шеи смертоносной змеей обвивался черный капроновый чулок. Все остальное семейство в ужасе застыло за его спиной и очнулось только тогда, когда хозяин дома рухнул на пол. Кое-кто из родственников хотел войти в спальню, но племянник замахал руками: – Не ходите туда никто! Мы так все следы затопчем, трогать ничего нельзя! – Он прав, – пробормотал Филипп Яковлевич. – Поднимайте его скорее! – закричал Мирон, указывая на беспомощно распластавшегося дядю. – По-моему, его нельзя трогать, – всхлипнула Вера, прижимая обе руки ко рту. Но ее муж и Филипп Яковлевич уже подняли хозяина дома с пола и понесли. – Ой, – всхлипнула испуганная Клара, – там же все завалено одеждой. – Да, – вклинился племянник, – несите дядю не в Женину гостиную, а в его, положите на диван, я вызову «Скорую». Вера, что ты стоишь? Иди открывай двери в дядину половину, Клара, беги вниз, скажи парням, чтобы проверили, закрыты ли ворота, и осмотрели участок. Пусть обойдут весь сад! Все безмолвно подчинились его указаниям. Мирон посмотрел вслед уходящим и, достав сотовый, вызвал «Скорую» и полицию. Потом, тяжело вздохнув, поспешил вернуться в спальню двоюродной сестры. К приезду «Скорой» и полиции дом напоминал растревоженный улей диких пчел. Возле ворот машины встретил Филипп Яковлевич Бельтюков. Мужская часть прислуги рыскала по огромному участку Бельтюковых в поисках посторонних. За исключением повара, который заявил, что ужин готовить все равно надо, и остался на кухне. К обыскивающим участок присоединился и Василий Афанасьевич Артамонов. Жена его Вера стояла возле крыльца и комкала в руках шаль, которую сначала хотела накинуть на плечи, но потом забыла о своем намерении и впала в отчаяние, думая о том, что их комфортная жизнь, должно быть, закончилась. Клара рыдала в своей комнате, куда пришла и Инна, пытавшаяся узнать у девушки, что же именно произошло на втором этаже. Но из ее обрывочных ответов она так и не смогла составить цельную картину. Серафима Оскаровна Нерадько, узнав о случившемся, сразу отправилась на второй этаж к хозяину. Мирон сначала попытался воспрепятствовать домоправительнице, но потом махнул рукой, и теперь женщина сидела на стуле рядом с диваном, держала Валентина Гавриловича за руку и не сводила с него глаз, из которых текли слезы. Время от времени она вытирала их тыльной стороной полной руки. Первой приехала «Скорая». Филипп Яковлевич крикнул от ворот: – Вера, проводи! И Артамонова повела врачей на второй этаж. Доктор посмотрел на Евгению, безнадежно махнул рукой и поспешил за Верой к лежавшему в своей гостиной Бельтюкову. Мужчина был без сознания, но пульс слабо прослушивался. Было решено везти его в больницу. Валентина Гавриловича погрузили на носилки и со всеми предосторожностями понесли вниз. Машину «Скорой» подогнали к самому крыльцу и загрузили в нее миллиардера. Никто из перепуганных родственников не требовал поместить его в самую лучшую больницу. Только племянник заикнулся об отдельной палате, сказав, что все будет оплачено. Врач что-то буркнул про реанимацию и уже собрался сесть в машину, как подъехала полиция, и подбежавший молодой следователь притормозил его. Но доктор кивнул на родственников и сказал: – Они все объяснят, а у меня – тяжелый пациент. Дверь кабины за ним в мгновение ока закрылась, и «Скорая» с печальным воем выехала за ворота. Вернувшаяся с осмотра участка обслуга сбилась в кучу. На все вопросы следователя растерянные мужчины лишь пожимали плечами и качали головой. – Я все сейчас вам объясню, – сказал подошедший Артамонов, – а они не присутствовали при случившемся. – Понятно, – сказал следователь и, взяв Артамонова под руку, отвел его в сторону, – излагайте. К ним присоединился Филипп Яковлевич. – Вы кто? – спросил следователь. – Брат хозяина дома. – Вы присутствовали?.. – Да, – перебил его Артамонов и стал рассказывать, что произошло за последнее время. Филипп Яковлевич печально кивал, подтверждая правдивость рассказа Василия Афанасьевича. Полиция произвела опрос свидетелей – сначала родственников Бельтюковых, а затем и обслуги. Из служащих никто, кроме горничной Клары, не поднимался наверх и не видел задушенной дочери хозяина. Посторонних при обыске сада обнаружено не было. Ворота были закрыты. В дом, по утверждению всех в нем находившихся, чужой незаметно войти не мог. Однако под окном спальни Евгении были обнаружены на клумбе свежие следы. Полиция выяснила, что они 44‐го размера. Никто из живущих в доме мужчин обувь такого размера не носил. Мирон привлек внимание полиции к тому, что одно из окон спальни погибшей было приоткрыто. Плети обвивающего дом плюща были повреждены в некоторых местах. Создавалось впечатление, что кто-то поднимался по плющу в комнату жертвы. На крыше была закреплена веревочная лестница, с которой эксперт смог тщательно исследовать плющ. Ему удалось обнаружить несколько волокон, предположительно с одежды человека, использовавшего плети плюща для подъема наверх, и пару светлых волосков. Все это было отправлено затем в лабораторию. Племянник Бельтюкова нехотя сообщил, что у его сестры был роман с Адамом Верещаком, артистом цирка. Но дядя величал Адама не иначе как прощелыгой и охотником за наследством. В доме Адаму было появляться запрещено, но какое-то время влюбленные встречались тайно. Потом некто неизвестный донес Бельтюкову, что его дочь проводит с циркачом ночи в отелях. Валентин Гаврилович был вне себя от гнева. Отец имел с дочерью крупный разговор за закрытыми дверьми. Никто не знал, о чем они говорили, но Евгения рассталась с Адамом. Последний же пришел в бешенство и обещал отомстить. А у Евгении вскоре состоялась помолвка с Репьевым Марком Анатольевичем. |