Онлайн книга «Возвращение домой»
|
Секунд через пять он поравнялся с Рупертом. Еще мгновение – и он растворится в толпе прохожих. В последний момент Руперт прокричал ему вслед: – Гас! Человек резко остановился и замер, как будто ему выстрелили в спину. Чуть помедлив, он обернулся и увидел Руперта, стоявшего у такси. Их взгляды встретились. Прошло несколько долгих секунд. Потом Гас медленно пошел назад. – Гас! Я – Руперт Райкрофт. – Я знаю. Я помню. Вблизи его наружность оставляла еще более неутешительное впечатление – заросшее темной щетиной лицо делало его похожим на бродягу. Руперт знал, что Гас был в плену у японцев. Что его считали погибшим, а оказалось – он жив. Но больше он не знал ничего. – Ты думал, я погиб? – Нет, я знал, что ты уцелел. Я женился на Афине Кэри-Льюис, и до нас дошла весть из Нанчерроу. Чертовски рад тебя видеть. Что ты делаешь в Лондоне? – Да так, ничего. Таксисту надоело ждать, и он вмешался в разговор: – Так вы едете, сэр? – Еду, – холодно ответил Руперт. – Потерпите еще капельку. Он снова повернулся к Гасу: – Куда ты направляешься? – На Фулем-роуд. – Ты там живешь? – В данный момент. Мне оставили квартиру во временное пользование. – Как насчет того, чтобы пообедать? – Со мной? – С кем же еще? – Спасибо за приглашение, но вынужден отказаться. Ты со мной сраму не оберешься. Я даже не брит. Но Руперту внезапно стало ясно, что если он сейчас упустит Гаса, то потом уж не найдет его никогда. Он стал настаивать: – У меня весь день свободный, никаких дел. Почему бы нам не поехать к тебе? Приведешь себя в порядок, а потом посидим в каком-нибудь пабе. Поговорим, поделимся новостями. Много воды утекло… Но Гас все не решался. – Я живу в довольно неказистом месте… – Это не важно. Больше никаких отговорок. Настало время действовать. Руперт открыл дверцу такси и посторонился: – Давай, старина, залезай. Гасу ничего другого не оставалось, как сесть в машину; он передвинулся на дальний край сиденья и опустил свою коробку на пол между ног. За ним, чуть медленнее, в такси забрался Руперт и, осторожно поставив свою ногу в удобное положение, захлопнул дверь. – Так, значит, в «Кавалерию», сэр? – Уже нет. – Руперт повернулся к Гасу. – Говори, куда ехать. Гас назвал шоферу свой адрес, и они влились в поток автотранспорта. – Тебя ранило, – сказал Гас. – Да. В Германии, всего за несколько месяцев до конца войны. Я потерял ногу. Откуда ты знаешь? – Джудит мне рассказала. В Коломбо, когда я возвращался домой. – Джудит, ну конечно. – Ты уже не служишь? – Нет. Мы с Афиной живем в Глостершире, в имении моего отца, в своем доме. – Как Афина? – Как всегда. – Все так же обворожительна? – О да. – И у вас, если мне память не изменяет, маленькая дочь? – Клементина. Ей уже пять лет, Афина опять ждет ребенка, должна родить весной. – Лавди мне писала и сообщала все семейные новости. Поэтому я в курсе. Чем ты занимаешься в Глостершире? – Учусь вещам, которые должен был освоить давным-давно: как управлять имением, фермами, следить за лесными угодьями, организовывать охоту. После армии я понял, что совершенно не подготовлен к мирной жизни. Я подумывал пойти в агрономический колледж в Киренсестере, но потом у меня возникла мысль направить свои скромные способности в другое русло. – И в какое же? – В политику. – Боже правый!.. – Пошарив в кармане куртки, Гас вытащил сигареты и зажигалку. Он прикурил, и Руперт заметил, что руки у него дрожат, а длинные пальцы покрыты бурыми табачными пятнами. – Откуда такая мысль? – Не знаю. Хотя нет – знаю. После госпиталя я посещал семьи кое-кого из моих погибших однополчан. Люди, с которыми мы вместе сражались, с которыми я прошел всю Западную пустыню и Сицилию. Порядочные люди. А семьи их живут в таких жалких условиях, прозябают в нищете. Промышленные города, дома впритык, коптящие трубы, сплошная грязь и мерзость. Впервые в жизни я увидел своими глазами, как живут простые люди. Признаться, мне стало просто дурно. И я захотел сделать что-то для того, чтобы положение изменилось. Изменилось к лучшему. Чтобы все люди в нашей стране могли жить достойно. Быть может, это звучит несколько наивно, но я чувствую, что именно в этом заключается дело моей жизни. – Флаг тебе в руки, раз ты думаешь, что способен что-то изменить. – Этим утром я встречался в палате общин с председателем консервативной партии. Нужно, чтобы меня выдвинули в кандидаты от какого-нибудь избирательного округа. Пусть даже это будет оплот лейбористов, где мне не победить никогда в жизни, зато – хорошая практика. Ну а потом, со временем, если все пойдет хорошо, – стану членом парламента. – А что Афина обо все этом думает? – Одобряет. – Так и вижу, как она сидит на трибуне консерваторов в цветастой шляпке. – Все это еще, однако, в отдаленной перспективе… Гас потушил сигарету и наклонился к водителю: – На правой стороне улицы, сразу за больницей. – О’кей, сэр. Казалось, они уже почти на месте. Руперт, незнакомый с этой частью города, не без любопытства поглядывал в окно такси. Его Лондон, включающий в себя «Риц», «Беркли», любимый клуб и городские особняки друзей матери, был ограничен со всех четырех сторон света четкими ориентирами – река, Шафтсбери-авеню, Риджентс-парк и «Хэрродз». За этими границами лежала неизвестная страна. Перед глазами проплывали следы разрушений, причиненных бомбежками, – воронки, опоясанные временными заборами, руины на месте бывших домов. Все имело какой-то обветшалый и обшарпанный вид. Маленькие магазинчики выплевывали свои товары на тротуары; мимо проплыли зеленная лавка, газетный киоск, комиссионный мебельный магазин, пирожковая с запотевшими от пара окнами. Такси остановилось. Гас нагнулся, подобрал свою коробку и выбрался наружу. За ним вышел Руперт. Он полез в карман брюк за мелочью, чтобы расплатиться с таксистом, но Гас его опередил. – Сдачи не надо. – Спасибо большое. – Пойдем, – сказал Гас Руперту и двинулся через тротуар. Руперт последовал за ним. Между пирожковой и маленькой бакалеей находилась узкая дверь с облупившейся темно-коричневой краской. Гас открыл ее и первый вошел в сырую, душную парадную с уходящей наверх, в темноту лестницей. Пол и лестница были покрыты линолеумом, в воздухе висел тяжелый запах гнилой капусты и кошачьей мочи. Когда дверь за ними закрылась, они оказались почти в полной темноте. |