Книга Герцог Борджиа н-ской губернии , страница 20 – Наталья Никольская

— Мне очень неприятно сообщать вам эту тяжелую весть, — проговорил Алискер, не решаясь встречаться с ней глазами. — Она касается Светы.

— Что с ней? — голос женщины прерывался.

— Она умерла.

Валентина Ивановна не сразу осознала услышанное.

— Что вы сказали?

— Светы больше нет.

Мамедов рассказал, когда и где было обнаружено ее тело, а также привел предварительную версию следствия, что смерть наступила в результате отравления. Женщина молча слушала его. Алискер ожидал чего угодно: слез, криков, истерики, но она слушала молча, с застывшим лицом. Это оказалось еще страшнее.

Николай сидел тише воды, ниже травы и тоже не рисковал поднимать глаза на женщину. После рассказа Мамедова воцарилось долгое молчание. Напарники уже начали беспокоиться.

— Говорила я ей, что не доведет ее добра такая жизнь, — наконец процедила Валентина Ивановна каким-то бесцветным голосом, — а она не слушала. Вот и вышло по-моему.

Женщина провела рукой по лицу.

— Дочку сиротой оставила и сама сгорела молодой… — она умолкла и стала чуть заметно раскачиваться из стороны в сторону.

— Валентина Ивановна, простите, что в такую минуту мы беспокоим вас расспросами, но нам необходимо выяснить, кто убил вашу дочь, — заговорил Алискер, — нам нужно получить от вас информацию.

— Какую еще информацию? — женщина обвела их непонимающим взглядом.

Мамедов видел, что она все еще не до конца осознала случившееся, поэтому и выглядела такой спокойной. Осознание, как понимал Алискер, должно было прийти позже. А пока был шок.

— Мы хотим узнать о бывшем муже вашей дочери, — продолжал он.

— О Валере Ахметове?

— Да, именно о нем.

— А вам разве эти погремушки не рассказали?

— Кое-что рассказали, но я бы хотел получить более точные сведения.

— Ну что сказать? Хулиган он был, тюрьма по нем всегда плакала. Говорила я ей, что не будет у них ничего путного.

— Света официально оформила развод?

— Да, это мы с отцом ее заставили. Она сначала не хотела, а потом «спасибо» говорила, когда снова замуж собралась.

— Так она замуж собиралась? Когда?

— Летом, где-то в июне. Как раз у Вероники день рождения был. Она приезжала с женихом.

— А как его звали?

— Вовой, а фамилия Зубов. Хороший парень, сразу видно, серьезный. Я за нее рада была, думала, наконец-то девчонка определится, да только они не долго вместе побыли, потом разбежались. Света не говорила, почему, но переживала сильно.

— А Валера знал об этом?

— Да, она как раз в это же время объявился. Приехал дочку навестить. Вспомнил про ее день рождения. Света с ним тогда поругалась сильно, выгнала его, сказала, чтобы он больше у нас не появлялся, что она замуж выходит.

— И тот уехал?

— Да, а что ему здесь делать? Матери нет, родственников никаких нет, дом — развалюха, для житья не пригодный. Он к отцу подался, в Краснодарский край. Он же приезжал, чтобы со Светой помириться, а она его прогнала.

— Как вы считаете, он был способен отомстить вашей дочери?

— Вы думаете, это он такое с ней сотворил? — по лицу женщины пробежала тень.

— Мы пока ничего не думаем, а проверяем все возможные версии.

— Я ничего не могу вам сказать. Вроде, он из тюрьмы тихим вернулся, хотел за ум взяться. Но кто его знает, что у него на уме было. Тем более, Света его разозлила сильно. Она же на язык такая злая у нас! Как скажет чего, так хоть стой, хоть падай.

И тут только женщина поняла, что теперь она не может говорить о своей дочери в настоящем времени. Она заплакала навзрыд, утирая лицо передником.

— Нельзя ее одну оставлять в таком состоянии, — сказал Мамедов, озабочено глядя на женщину, — сбегай за соседкой какой-нибудь, а я с ней побуду.

Николай стремглав бросился исполнять поручение. Ему самому жутко хотелось поскорее убраться из дома. Он вбежал в тот дом, где, по словам Валентины Ивановны, была в гостях Светина дочка. Ему навстречу вышла женщина с круглым приятным лицом.

— Вы не могли бы пойти к вашей соседке? — сходу обратился к ней Николай, — ей нужна помощь.

— А что случилось?

— Ей только что сообщили о смерти дочери.

— Что?!

— Света умерла, — сказал Николай.

Женщина обомлела.

— Идите же скорее, ее мать там убивается.

— Ой господи, да что же это такое! — запричитала женщина и, как была, в домашних шлепанцах, побежала к дому Сергеевых.

Сам Антонов туда больше не возвратился. Он сел в машину и стал дожидаться Алискера. Он обратил внимание на какое-то странное оживление, возникшее вдруг на улице. Люди стали выглядывать из окон, выходить на крыльцо, некоторые даже вышли на улицу и начали потихоньку подтягиваться к дому, где жили родители Светы. Естественно, виновницами всего этого оживления были те самые словоохотливые бабульки, которые с таким рвением поведали всю биографию Светы.

«Зря я сказал, что мы из милиции», — ругнул себя Николай, в который раз подивившись тому, как быстро расползаются в деревнях слухи.

Тут к нему подошел молодой парнишка, лет девятнадцати, маленького росточка, коренастый, наголо бритый. Антонов понял, что это парламентарий.

— Че со Светкой случилось? — спросил он.

— Умерла, — коротко ответил Николай.

— Че? — лицо парня вытянулось.

— Умерла, говорю, — Антонов словно обрадовался возможности резать правду-матку напрямик, не опасаясь задеть чьи-либо чувства.

— Как это?

— Очень просто, была, а теперь нет.

— Да ты расскажи, че случилось! — взмолился парень.

— Отравилась.

— Сама?

— Пока не ясно и вообще, отвали парень, не до тебя мне.

Антонов повернулся к нему спиной, давая понять, что разговор окончен. Но парень оказался настырным и продолжал приставать с расспросами. Николай уже собрался было послать его куда подальше, но как раз в этот момент из-за калитки появился Мамедов и пошел к машине.

— Поехали, — сказал он, садясь, против своего обыкновения, на пассажирское сиденье.

Антонов завел машину, и они тронулись в путь.

— Ну что, будем искать этого Ахметова? — спросил Николай.

— Да, — коротко ответил Алискер.

— Ту думаешь, это он?

— Ничего я не думаю, надо наверняка узнать, а думать и гадать нет смысла.

Николай не стал ничего отвечать, видя, что напарник находится в подавленном расположении. Антонову и самому было не по себе, к тому же он чувствовал угрызения совести, из-за того, что предоставил Мамедову расхлебывать всю эту кашу в одиночестве.