Онлайн книга «Дом за порогом. Время призраков»
– Хелен, – сказал я. – Покажи ему свой дар. Во время разговора нам было видно нос и один глаз Хелен, но когда я это сказал, волосы у нее упали на лицо и закрыли его целиком. – Нет, – сказала она. – Почему? – спросил я. Она не ответила. – Ой, да ладно тебе! Больше его ничем не убедишь. Почему бы не показать? Из-за волос донеслось одно-единственное слово: – Джорис. Я посмотрел на Джориса, а Джорис на меня. Мы не понимали, что она имеет в виду. – Если вы имеете в виду, что ее дар – ее лицо, то я его видел, – заявил Адам. – По-моему, лицо как лицо. – Нет, это кое-что другое. Хелен, в каком смысле Джорис?.. Из-за завесы волос показалась гримаса «сейчас укушу». – Он решит, что я демон. – Нет, не решу! Не может такого быть. Я же вижу, что ты не демон! – запротестовал Джорис. – Даю тебе честное слово, не решу! Среди волос снова показался кончик носа. – Ладно. Под твое честное слово. Она закатала рукав. – И рука у нее как рука, – сказал Адам. – Подожди, – ответил я. Хелен снова показала слоновий хобот. Думаю, это был ее любимый фокус. К тому же она проделала все медленно, так что Адам видел, как ее обычная коричневая кожа сереет и ее прорезают морщины – все выше и выше к плечу. Глаза у Адама вытаращились. Он был и вправду поражен. Но и Джорис тоже, только по-своему. Он откинулся на спинку стула и притворился, будто совершенно расслаблен, но я-то видел, что у него напряжен каждый мускул и глаза стали как щелочки. Он следил за движениями хобота, будто кот. А еще я видел глаза Хелен – черные, блестящие, они не отрываясь смотрели на Джориса в просветы между прядями. Когда слоновий хобот свернулся, показывая, что в нем нет костей, Адам проговорил: – Пожалуй, вы меня убедили. Голос у него был потрясенный. Но я его едва слушал – мне было гораздо важнее, как смотрит на Хелен Джорис. Теперь-то я подозреваю, что Адама убедил даже не фокус Хелен, а именно то, что сделалось с Джорисом. – Ну вот! – с вызовом бросила Хелен и изогнула хобот розовыми ноздрями в сторону Джориса. – Демоны так умеют, правда? Ну что, Джорис, я демон? – Не… я не знаю, кто ты, – ответил Джорис. – Демоны… демоны делают так все целиком. А ты? – Только одной рукой, – сказала Хелен. – Она тоже больше дух, чем тело? – Да, – сказал Джорис, не сводя с серого хобота прищуренных глаз. – Ну, ничего не могу поделать, – пожала плечами Хелен. – Вот именно, и демоны, наверное, тоже, – сказал я. – Выдохни, Джорис. Ты обещал. – Да, обещал, – сказал Джорис тихо, твердо и решительно. – Но я думаю, что она отчасти демон. Мне в очередной раз захотелось встряхнуть его хорошенько. Хелен словно выключилась. Слоновий хобот снова превратился в руку от плеча и вниз. Потом Хелен опустила рукав и после этого просто сидела без лица. И молчала, что бы я ни говорил. Я видел, что Адама это очень смутило. – Может быть, объяснишь с этого места поподробнее? Что касается скитальцев, правил и так далее? – попросил он меня. Я рассказал. Пока я говорил, а Джорис ждал своей очереди, Адам заварил еще чаю, к которому Хелен даже не притронулась. Как только я сделал перерыв, чтобы попить, Джорис тут же завел: – Конечно, Констам рассказал бы об этом лучше меня. Констам… Я не собирался стонать, но пришлось. Из-за завесы волос Хелен тоже послышался тихий стон. А вы, наверное, уже поняли, как быстро Адам соображал. Уголок его рта еле заметно дернулся, и он обернулся к Джорису с невинным видом, по которому мне сразу стало ясно, что сейчас он поймает архангела. – Расскажи мне все-все о Констаме, – попросил он. Джорис и рассказал. Если через битых полчаса Адам не усвоил, что Констам под потолок ростом и вообще Верховный Бог, сам виноват. Поток так и хлынул: Констам, Констам, Констам… Где-то в глубине замешалась история о Них и Адраке, по-моему, гораздо более интересная. Но Адама больше всего заинтересовало, что Джорис раб. По этому поводу Адам вытянул из Джориса гораздо больше нас: нам-то было лень. Джорис, конечно, закатал рукав и показал Адаму клеймо-якорь, но при этом сообщил, что клеймо ему поставили на рынке рабов в семь лет, потому что таковы законы штата Катаяк. Констам и двое других Ханов, которые пришли покупать Джориса, не хотели его клеймить. Но оказалось, что иначе его нельзя вывезти за пределы штата. А потом Джорис рассказал Адаму, что нет, от рождения он не был рабом. Его продала в рабство бабушка, поскольку семья не могла его содержать. – Сколько заплатили за тебя твоей бабушке? – спросил Адам. У него, как и у меня, была коммерческая жилка. – Пять тысяч крон, – ответил Джорис. – Ханы отдали десять тысяч. Адам присвистнул: – Ничего себе прибыль! Ты и сейчас столько стоишь? – Вдвое больше, – скромно ответил Джорис. – И стоил бы еще вдвое больше, если бы завершил обучение. – Он вздохнул. – Констам… Адам задавил Констама в зародыше. Он стал показывать на разные предметы из кухонной обстановки и спрашивать Джориса, сколько они стоят в кронах. Вскоре он весь сиял: – Получается, крона стоит даже больше фунта! А все рабы такие дорогие? – Нет, – ответил Джорис. – Только первосортные мальчики. Из них делают бегунов или автогонщиков. Маленькие девочки стоят гораздо дешевле, но девушки могут сравняться с юношами в цене, если окажутся красивыми. – А сколько стоит красивая девушка? – поинтересовался Адам, сверкая глазами. – Ну, зависит от того, насколько они ухоженные и воспитанные и обучены ли танцам, музыке и массажу… – Очень ухоженная и воспитанная. Все знает, – заверил Адам. – Тогда, – сказал Джорис, – за миловидную девственницу с хорошим образованием дают до шестидесяти тысяч крон. – А цвет волос и так далее влияет на цену? – допытывался Адам. – Если рыжая, то да, потому что это редкость, – ответил Джорис. – За рыжие волосы к цене могут прибавить целых пятьсот крон. Адама так скрутило от алчности, что он обхватил себя руками и закачался в кресле. – Ох! О-о-ох! Джорис, забери меня в свой мир! Я же там разбогатею! Конечно, придется захватить с собой Ванессу, но это я устрою. Ох, ну почему у нас здесь нет рабов? Я бы продал Ванессу хоть сейчас! – Ванесса – это кто? – спросил я. – Моя сестра! – процедил Адам. – Рыжая ехидина, командирша и всезнайка! Когда она в следующий раз решит надо мной поиздеваться, сразу вспомню, как дорого ее можно продать. О-ох! Ох! Ах! Шестьдесят тысяч пятьсот крон! |