Книга Тайны летней ночи, страница 36 – Лиза Клейпас

Саймон повернул голову в сторону закрытой двери.

— Позже.

— Ах простите, — протянул Уэстклиф беспечным, чересчур любезным тоном. — Ну, разумеется, будете торчать у двери, как бродячая собака, в надежде получить кухонные объедки. Я отправляюсь в кабинет. Будьте пай-мальчиком и поскорее сообщите новости.

Саймон ответил холодным взглядом и оттолкнулся от стены.

— Так и быть, — раздраженно буркнул он. — Идем.

Граф удовлетворенно кивнул:

— Доктор представит полный отчет после того, как осмотрит мисс Пейтон.

Спускаясь вслед за Уэстклифом по широкой лестнице, Саймон мрачно размышлял о своем поведении. Странное, очень странное ощущение, когда слушаешься не разума, а эмоций… и это ему не нравилось. Но какая разница? Стоило осознать, что Аннабел больна, и в душе появилась болезненная пустота, словно сердце похитили, чтобы получить выкуп. Он твердо знал, что сделает все возможное ради ее покоя и безопасности. А в те моменты, когда Аннабел начала задыхаться, глядя на него полными ужаса глазами, он был готов на любое безумство. Любое.

Помоги ему Господи, если Аннабел когда-нибудь поймет, какую власть взяла над ним… власть, представляющую серьезную угрозу его гордости и самообладанию. Он хотел владеть каждой частичкой ее тела и души всеми возможными и воображаемыми способами. Разверзшаяся перед ним пропасть, пропасть, в которую завела его страсть, ужасала Саймона. И никто из его знакомых, а меньше всех Уэстклиф, не поймет. Уэстклиф всегда твердо держал в узде свои эмоции и желания, выказывая искреннее презрение тем, кто выставлял себя глупцом во имя любви.

Не то чтобы это была любовь… Саймон не собирался заходить так далеко. И все же это, чему не было названия, намного превосходило обычную похоть.

Заставив себя превратить лицо в бесстрастную маску, Саймон вошел в кабинет Уэстклифа, маленькую, скромно обставленную комнату, отделанную сверкающими дубовыми панелями и украшенную только рядом витражей по одной стене. Это помещение с массивной неудобной мебелью казалось очень неуютным и в то же время было пропитано мужским духом и весьма подходило для того, чтобы курить, пить и вести откровенные разговоры. Устроившись на жестком стуле рядом с письменным столом, Саймон принял у друга рюмку с бренди, опрокинул, не почувствовав вкуса, снова протянул руку и молча кивнул в знак благодарности.

И прежде чем Уэстклиф пустился в рассуждения о странностях его поведения, Саймон попытался его отвлечь.

— Похоже, вы никак не поладите с мисс Боумен, — заметил он.

Упоминание о Лилиан Боумен в качестве отвлекающей тактики великолепно сработало: Уэстклиф ответил раздраженным ворчанием.

— Это невоспитанное отродье посмело намекнуть, будто в несчастье мисс Пейтон есть моя вина, — объявил он, наливая себе бренди.

Саймон поднял брови:

— И каким же это образом?

— Мисс Боумен, похоже, считает, что, как хозяин дома, я должен был сделать все, чтобы мое поместье, как она выразилась, не подвергалось нашествию «ядовитых рептилий».

— И что вы ответили?

— Я указал мисс Боумен, что гостей, которые, выходя на природу, предпочитают оставаться одетыми, змеи обычно не кусают.

Саймон не сдержал улыбки.

— Все естественно. Мисс Боумен волнуется за подругу.

Уэстклиф мрачно кивнул:

— Она не может позволить себе потерять хотя бы одну, поскольку у нее подруг не так уж много.

Саймон, продолжая улыбаться, опустил глаза.

— Но у вас тоже выдался трудный вечер, — ехидно заметил Уэстклиф. — Сначала пришлось нести наверх упругое юное тело мисс Пейтон, потом исследовать больную ногу. До чего же, должно быть, неприятно!

Саймону сразу стало не до веселья.

— Я не сказал, что осматривал ее ногу.

Граф проницательно уставился на него.

— А это и не обязательно. Я слишком хорошо знаю вас, чтобы вообразить, будто вы упустили такую возможность.

— Признаю, что взглянул на ее щиколотку, а также разрезал шнуровку корсета, когда стало очевидно, что она задыхается, — вызывающе пояснил Саймон, словно подстрекая графа возразить.

— Заботливый паренек, — фыркнул Уэстклиф.

Саймон раздраженно поморщился:

— Как вам ни сложно поверить, но я не получил чувственного удовольствия при виде страдающей женщины.

Уэстклиф, развалясь на стуле, продолжал рассматривать собеседника с холодным изумлением, от которого у Саймона, фигурально говоря, шерсть встала дыбом.

— Надеюсь, вы не настолько глупы, чтобы влюбиться в подобное создание. Вы знаете мое мнение о мисс Пейтон…

— Да, вы постоянно его выражаете.

— А кроме того, — продолжал граф, — не хотелось бы видеть, как один из немногих здравомыслящих людей, которых я знаю, превращается в болтливого идиота, засоряющего атмосферу слезливыми нежностями…

— Я не влюблен.

— Но все же с вами что-то творится, — настаивал Уэстклиф. — За все годы нашего знакомства я ни разу не видел у вас столь слащаво-сентиментальной физиономии, как сегодня, когда вы стояли у двери ее спальни.

— Я выказывал обычное сострадание к такому же человеческому существу, как мы все.

— Ну да, — фыркнул граф, — и в чьи панталоны вам не терпится залезть. По-моему, у вас так руки и чешутся.

Откровенная точность описания снова вызвала у Саймона нерешительную улыбку.

— Два года назад чесались, — признался он. — А теперь все это превратилось в настоящую горячку.

Тяжко застонав, Уэстклиф потер узкую переносицу.

— Боже, до чего мне противно видеть, как друг слепо шагает в пропасть с крутого обрыва! Ваша слабость, Хант, заключается в неспособности устоять против вызова. Даже если вызов вас не достоин.

— А мне нравится отвечать на вызов! — воскликнул Саймон, вертя в руках рюмку. — Но это не имеет ничего общего с моим интересом к ней.

— Сколько можно, — пробормотал граф. — Либо выпейте бренди, либо перестаньте с ним забавляться. Вы испортите несчастное спиртное, крутя его во все стороны.

Саймон невесело усмехнулся:

— Что значит, «испортите бренди»? Нет, не объясняйте: мой провинциальный разум не в силах это объять. — Он послушно глотнул и отставил рюмку. — Итак, о чем мы… ах да, о слабостях. Прежде чем продолжать разговор, я хочу, чтобы вы признали существование в своей жизни тех моментов, когда вы отдавали предпочтение желанию над здравым смыслом. Потому что, если такого не было, значит, дальнейшая дискуссия бесполезна.

— Ну разумеется, такие моменты были. Как у всякого мужчины старше двенадцати лет. Но цель высшего интеллекта — уберечь нас от постоянного повторения подобных ошибок…