Книга Шевалье д'Арманталь, страница 92 – Александр Дюма

— Итак, дорогой господин Бюва, вы занимаетесь перепиской?

— Да, монсеньер.

— И много вы зарабатываете?

— Очень мало, монсеньер, очень мало.

— Однако у вас замечательный почерк, господин Бюва.

— Но не все ценят подобно вам этот талант, ваше преосвященство.

— Да, это верно. Но ведь, кроме того, вы еще служите в королевской библиотеке?

— Имею эту честь.

— Ну, а ваша должность приносит вам хороший доход?

— Монсеньер, это совсем другое дело. Моя должность мне ничего не приносит, поскольку вот уже шесть лет, как кассир в конце каждого месяца говорит нам, что король слишком стеснен в средствах, чтобы нам платить.

— И тем не менее вы продолжаете служить его величеству?.. Весьма похвально, господин Бюва, весьма похвально!

Бюва встал, поклонился архиепископу и снова сел.

— И к тому же, — продолжал Дюбуа, — у вас, должно быть, есть семья, жена, дети?

— Нет, монсеньер, я холост.

— Но у вас есть хотя бы родственники?

— Только воспитанница, монсеньер, прелестная девушка, к тому же очень талантливая. Она поет, как мадемуазель Бюри, и рисует, как господин Грёз.

— Ах, господин Бюва, а как же зовут вашу воспитанницу?

— Батильда… Батильда дю Роше, монсеньер. Она дворянка, ее отец был адъютантом господина регента в те времена, когда господин регент был еще герцогом Шартрским. К несчастью, ее отец убит в битве при Альмансе.

— Я вижу, на вас лежит немалое бремя.

— Вы имеете в виду Батильду, монсеньер? О нет, Батильда не бремя; напротив, это бедное дитя приносит в дом больше денег, чем стоит ее содержание. Батильда — бремя! Подумать только! Во-первых, ежемесячно господин Папийон… вы знаете такого, монсеньер? Это торговец красками с улицы Клери… Так вот, господин Папийон выплачивает ей по восемьдесят ливров за два рисунка, которые она для него делает. Во-вторых…

— Я хочу лишь сказать, дорогой Бюва, что вы небогаты.

— О, в этом вы, конечно, правы, монсеньер, — я небогат. А мне бы очень хотелось быть богатым… ради Батильды. Если бы вы могли добиться от господина регента, чтобы из первых денег, которые попадут в государственную казну, мне бы выплатили все, что причитается за шесть лет работы в библиотеке, или хотя бы часть этих денег…

— А какую сумму примерно составляет этот долг?

— Четыре тысячи семьсот ливров двенадцать су и восемь денье, монсеньер.

— Какой пустяк! — воскликнул Дюбуа.

— Как пустяк? Разве это пустяк, монсеньер?

— Да, это не деньги.

— Нет, монсеньер, это деньги, и притом большие. И доказательством тому служит то обстоятельство, что король не в состоянии мне их выплатить.

— Да, но эта сумма не сделает вас богатым.

— Получив ее, я почувствовал бы себя свободней. Не стану скрывать от вас, монсеньер, что если из первых денег, которые поступят в королевскую казну…

— Дорогой Бюва, — сказал Дюбуа, — я могу предложить вам кое-что получше.

— Что ж, предложите, монсеньер.

— Ваше благополучие в ваших руках.

— Моя покойная матушка всегда мне это твердила, монсеньер.

— Это лишь доказывает, дорогой Бюва, что ваша матушка была весьма умной женщиной.

— Монсеньер, я к вашим услугам. Что мне надлежит делать?

— Господи, да сущую малость. Вы сейчас, не уходя из моего кабинета, перепишете все эти бумаги.

— Но, монсеньер…

— Это еще не все, дорогой господин Бюва. Затем вы отнесете тому человеку, который дал вам эту работу, и оригинал и копии, словно ничего не случилось. Вы возьмете у него новые документы для переписки и тотчас же принесете их мне, чтобы я мог с ними ознакомиться, а в остальном поступите с ними как с прежними, и так будет продолжаться до тех пор, пока я вам не скажу, что больше не надо.

— Но, монсеньер, — сказал Бюва, — мне кажется, что, если я буду так действовать, я обману доверие принца.

— Ах, так вы имеете дело с принцем, дорогой господин Бюва? А как зовут этого принца?

— Но, монсеньер, мне кажется, назвав его имя, я тем самым его выдам.

— Ну, знаете!.. Так зачем же вы ко мне пришли?

— Я пришел, монсеньер, предупредить вас, что его высочеству господину регенту угрожает опасность. Вот и все.

— Ах, вот как! — насмешливо проговорил Дюбуа. — И вы рассчитываете на этом остановиться?

— Да, монсеньер, мне бы этого хотелось.

— Увы, господин Бюва, это невозможно.

— Как невозможно?

— Совершенно невозможно, уверяю вас!

— Господин архиепископ, я честный человек!

— Господин Бюва, вы дурак!

— Тем не менее, монсеньер, мне бы хотелось молчать.

— Нет уж, дорогой мой, вам придется говорить.

— Если я буду говорить, то окажусь предателем по отношению к принцу.

— А если будете молчать, то окажитесь его сообщником.

— Сообщником, монсеньер? Но в каком же преступлении?

— Сообщником в государственной измене… О! Полиция уже давненько следит за вами.

— За мной, монсеньер?

— Да, за вами… Под тем предлогом, что вам не выплачивают жалованья вашего, вы позволяете себе вести крамольные разговоры, подрывающие авторитет государственной власти.

— О монсеньер! Неужели можно сказать…

— Под тем предлогом, что вам не платят жалованья, вы переписываете мятежные прокламации и занимаетесь этим вот уже четыре дня.

— Монсеньер, я обнаружил это лишь вчера. Ведь я не знаю испанского языка.

— Нет, сударь, вы знаете испанский.

— Клянусь вам, монсеньер…

— А я утверждаю, что вы знаете испанский! И доказать это можно тем, что в ваших копиях нет ни одной ошибки. Но это еще не все.

— Как не все?

— Да, не все. Разве этот документ написан по-испански, сударь? Взгляните…

«Завладеть пограничными постами близ Пиренеев и заручиться поддержкой дворян, проживающих в этих кантонах».

— Но, монсеньер, ведь именно этот документ и позволил мне обнаружить заговор.

— Господин Бюва, людей отправляли на каторгу и за меньшие преступления.

— Монсеньер!..

— Господин Бюва, на виселицу попадали и менее виновные, чем вы.