Книга Коллекция «Romantic» , страница 10 – Шарлотта Ульрих

* * *

— А Леся в подъезде написала: я плюс Паша равно любовь, — сообщила я маме шутя.

Она отреагировала странно, вместо того, чтобы похихикать, вдруг нахмурилась:

— Я с ней поговорю! Пусть стирает!

На следующий день она пришла из школы и сообщила:

— Я поговорила с Пашей.

— Что? — от неожиданности я уставилась на нее.

— Оставила его и Мухина после уроков и спросила, почему они звонят и бросают трубки.

— Они же только один раз звонили?

— Они ответили, что хотели узнать номер Марины. Так оправдывались, что аж стояли по стойке смирно. А я сказала, что тебе каждый день звонят мальчики по телефону и бросают трубки, и папе это уже надоело.

— Это полное вранье! Мне никто не звонит!

— Ой, да какая разница. Зато так забавно, они почти одновременно выпалили: «Это не мы!»

Мама то преувеличивала, то скрывала, то придумывала на ходу.

— У них были такие заинтересованные лица! — добавила она.

* * *

— Ты пойдешь с нами? — спросила меня Ирочка, когда поезд остановился на двадцать минут. Из них троих она относилась ко мне лучше всех.

Я не хотела никуда идти. Но оставаться одной, да с их вещами. На кого они подумают, если что-то вдруг потеряют. Нет уж, нет уж.

На платформу высыпало много ребят. Я обрадовалась, что наконец-то познакомлюсь с кем-то еще, подойду к Грину. Но девчонки с гордым видом прошли мимо всех и спустились на рельсы.

Это же опасно! Я испугалась, но последовала за ними. С ними ехать еще три дня. Вдруг они решат со мной не разговаривать? Они запрыгнули на следующую платформу и отправились дальше. Что они делают? Это же просто глупо! Но мне некуда было деться, кроме того, как следовать за ними.

Наконец-то, они остановились, я вздохнула с облегчением. Поравнявшись, заметила, что ниже их ростом (они на каблуках), и почувствовала себя маленькой, жалкой и серой. К ощущениям собственной неполноценности добавлялись еще картины уходящего поезда, перекрытые пути, метание по вокзалу и отсутствие денег. Я пыталась убедить себя, что девчонки знают, что делают.

Наташка оглянулась по сторонам и достала сигареты.

Понятно. Почему-то я не ожидала, что они курят, но постаралась, чтобы лицо мое не выразило неодобрения. Ирочка прикурила от Наташкиной зажигалки, затянулась и опустила руку вниз, другой обняла себя за талию. Такую позу я уже видела в своей школе. Все курящие девчонки делали именно так.

— Ты будешь? — задала мне вопрос Ирочка, которого я боялась всю жизнь.

В классе я и без того была белой вороной, не пила, не курила, на дискотеки не ходила. Снова проходить это здесь? Снова чувствовать себя пай-девочкой? Слава богу, аристократка Юлька стояла без сигареты.

— Нет, — я мягко ответила Ирочке, и она не настаивала.

Они курили уже несколько минут и никуда не торопились. Вдруг Наташка спрятала сигарету за спину.

— Вот черт! — прошипела она. Оглянувшись, я заметила Владимира Николаевича.

— Девчонки! — произнес он, выставляя руку вперед, будто боясь, что мы сбежим, как испуганные животные. — Мне все равно, что вы курите. Но, пожалуйста, не отходите так далеко! В любое время на пути могут подать состав и перекрыть вам дорогу. Что вы будете делать?

Я смотрела на Владимира Николаевича как на своего спасителя, чувствуя радость и освобождение. Но не только из-за того, что подтвердил все то, о чем я думала. Он не ругался! И не навязывал!

— Я не курю! — так и говорило ему мое лицо. — И я сразу знала, что это плохая затея!

— Пойдемте, — Владимир Николаевич сказал девчонкам и посмотрел на меня.

Показалось, что он прочитал мои мысли, потому что улыбнулся, но не мне, а этим мыслям. Я тут же опустила глаза. Неужели на мне всё так написано?

Вернувшись в вагон, я расположилась на свободной боковушке и стала читать. И вдруг опять спиной ощутила чей-то взгляд. Ощущение было настолько сильным, что я никак не могла избавиться от него, но при этом не знала, правда ли кто-то смотрит или так кажется. В девятом классе еще с Пашей я выработала правило: «Если хочешь что-то увидеть, не смотри прямо». Бесполезно оборачиваться и искать смотрящего, ты его просто не найдешь, все будут заняты своими делами. Потом правило усовершенствовалось: «Если хочешь что-то понять, совсем не смотри, доверяй чувствам». И я не оборачивалась, стараясь так, спиной, определить, отчего же кажется, что меня рассматривают. Переворачивала страницы, скользила глазами по тексту, но видела не его, а то, как мои волосы смотрятся сзади, какая у меня юбка и почему так скрещены ноги.

Минут через пятнадцать чувство взгляда прошло, я вернулась на свое место и поняла, что хочу писАть. Свой первый дневник я завела еще в четырнадцать в половиной лет, но как только научилась ему доверять, его украли. Леся, одноклассница, стащила тетрадь и потом доказывала, что не брала. Как я могу писать здесь о том, что волнует, если блондинки могут сделать то же самое.

Я попыталась проанализировать мысленно, что со мной происходит, но стало только хуже. Легкое желание записать впечатления переросло в тяжесть, а потом вдруг выбило почву из-под ног. Я поняла, что не только не знаю, где нахожусь, с кем нахожусь, но тем более не знаю, кто я такая.

Дневник всегда помогал, он расставлял все по полкам, приносил облегчение. Я опустила руки за матрас, чтобы почувствовать его физически. Ощутить опору и получить доказательства, что я хотя бы существую и нахожусь здесь. А в этот момент кто-то прошел.

Машинально подняв глаза, я столкнулась с взглядом Громова. Это была не случайность, он САМ посмотрел на меня. Но, боже, что отражалось у меня на лице? Явно, небезбрежное счастье. Ну, и что… Зато он понял, обычные девочки так не смотрят.

* * *

В классе, если ты дочь классного руководителя, не можешь быть обычной. Однажды мама пришла из школы и заявила:

— Я его породила, я его и убью! Хватит уже думать о Паше! Я с ним поговорила.

У меня засосало под ложечкой.

— Я оставила его после уроков, — продолжила она. — И сказала, что заметила, как он на тебя смотрит. И это замечаю не только я, но и другие. Девчонки в подъезде уже написали: «Паша плюс ты равно любовь».

Сказать? Силину? Такое? Но я смотрела на нее спокойно.

— Я попросила его, — продолжила мама, — чтобы он прекратил, а то скоро пойдут слухи. У тебя будет только один друг! Компьютер! Так я Паше и сказала.

Мама в эмоциональном возбуждении не всегда понимала, что несет. Какой компьютер? Какой «один друг»? Но возражать ей в таком состоянии бесполезно, она вряд ли могла услышать аргументы.

— Как тебе повезло, что я такая… — произнесла я молча.

— О, у тебя даже взгляд изменился! — отреагировала она. — Наивность пропала. Даже что-то философское появилось!