Книга Сестра! Сестра?, страница 31 – Сью Фортин

– О, а я вас обоих ищу. – Он окидывает нас пристальным взглядом. – Так, что стряслось?

Леонард очень проницателен; у него удивительный нюх на проблемы. Иногда мне кажется, будто он видит меня насквозь.

– Дело дрянь? – подсказывает он.

– Можно и так сказать, – вздыхаю я. И коротко излагаю им с Томом историю про поездку в океанариум и про изувеченную картину. – По-моему, Люка больше расстроило то, что его работу уничтожила я, а не то, что послужило тому причиной.

Леонард предостерегающе вскидывает ладони.

– Стоп. Ты только что себя обвинила, хотя не сделала ничего плохого. По крайней мере, доказательств против тебя нет.

Я поправляюсь:

– Люка больше расстроило то, что его работу, возможно, уничтожила я. – Я смотрю на своих бизнес-партнеров. На друзей, которым доверяю. – Я подозреваю, что схожу с ума.

– Тебе трудно, и это естественно, – замечает Леонард. – Легко бывает только в кино. А в реальной жизни объединение семьи требует больших усилий, причем от всех участников.

– Вы оба познакомились с Элис. Что о ней думаете?

Первым отвечает Том.

– По-моему, она очень милая.

– Господи, «милая»! Почему все твердят про нее «милая»?!

– Может, потому, что так и есть? – говорит Том. – Хорошо, вот тебе более развернутое описание. Элис немного нервничала, но была очень счастлива. Искренне счастлива. Во время нашего разговора она все не могла нарадоваться и пела дифирамбы вам с мамой. И Люку.

– Вот именно. Люку. Элис на него запала, точно вам говорю.

– Без взаимности? – уточняет Том.

– Без взаимности? Чертовски на это надеюсь! – Меня несколько уязвляет его предположение о том, что сестра могла заинтересовать Люка.

Самой мне так думать дозволено, но другим почему-то нет. Я ощетиниваюсь для обороны.

– Элис просто чересчур раскрепощенная, вот и все.

– Извини, не хотел тебя обидеть. – Том поднимает руки в знак капитуляции. – Всего лишь мысли вслух: мол, женатым мужчинам часто льстит внимание противоположного пола. Уверен, Люк совсем не такой. Ему есть что терять.

Я стреляю глазами в Тома. На что он намекает?

– Иногда лучше принести извинения и поставить на этом точку, не развивать тему дальше, – похлопывает его по плечу Леонард. – Иначе сделаешь только хуже.

– Прости, – с извиняющимся видом говорит Том.

– Проехали, – отмахиваюсь я.

– На меня Элис произвела впечатление приятной особы, которая очень уж хочет всем понравиться и немножко с этим переусердствует, – сообщает Леонард.

– Значит, вы оба не подозреваете ее в порче картины. А раз это не Элис, то значит, я. Приговор окончательный. Люк прав. Я чертова психопатка. – Я отставляю кофейную чашку. – Пойду я. Меня бумаги из суда ждут, а еще корреспонденция по делу Макмиллана.

Я выхожу из кухни. Бесславно бегу. Я попросила Тома и Леонарда высказать свое мнение, а теперь дую губы, потому что мне, видите ли, не понравилось услышанное. Что да, то да.

Дальше становится еще хуже: я не могу найти папку с делом Макмиллана. Я брала ее домой, планировала почитать в воскресенье. Напрягаю память. Так, я достала папку из шкафа для документов и положила в портфель. В воскресенье руки до нее у меня так и не дошли. И где же она? Должна быть в портфеле.

Еще раз перебираю все его содержимое, внутри нарастает паника. Я не теряю папок. Я организованная. Я никогда в жизни не теряла документов. Ломаю голову – вспоминаю, что именно было в папке. Мы точно храним копии всей переписки в цифровом виде, но вот оригиналы… Черт, придется их восстанавливать. Меня за такое по головке не погладят, к тому же это повлечет затраты – и денежные, и временные.

Я звоню Сэнди:

– Сэнди, какая часть дела Макмиллана у нас оцифрована?

– Процентов восемьдесят, наверное. А что?

Я не хочу признаваться в потере дела.

– Я забыла папку дома. Где хранится файл?

– Я пришлю тебе ссылку.

В голосе Сэнди звучит легкое удивление по поводу моей оплошности, и от меня оно не ускользает.

– Спасибо.

Ссылка приходит меньше чем через минуту. Без Сэнди я бы пропала, и не только сегодня. Не дай бог она решит искать новую работу! Я щелкаю по желтой иконке. Меня приветствует белый экран и сообщение «Эта папка пуста». Странно. Я возвращаюсь к ссылке, повторяю все операции сначала и получаю тот же результат. Вновь звоню Сэнди.

– У меня открывается пустая папка. Ссылка правильная?

– Э… Вроде бы да. Сейчас проверю. – Она стучит по клавишам. – Так, вот дело… открываем… О, очень странно. Попробую еще раз. – Внутри у меня все обрывается. – Прости, Клэр, я не понимаю, в чем дело. Папка пустая. А такого быть не должно. Я обновляла ее на прошлой неделе.

– А офисные резервные копии?

– Их еженедельно делает Нина, по пятницам. Сейчас спрошу.

Я терпеливо жду, но через пять минут Сэнди еще не возвращается, и я иду ее искать. Она у стола Нины. Обе смотрят на меня, и по их лицам сразу понятно – хороших вестей не жди.

– Каков приговор? – бессмысленно спрашиваю я.

Сэнди делает шаг вперед:

– В пятницу Нина уехала домой пораньше, ей нездоровилось.

– Извини, – чуть слышно выдыхает Нина.

– Кто должен делать резервное копирование, когда Нины нет? – интересуюсь я.

Сэнди опускает взгляд.

– Или я, или кто-нибудь еще из секретарей. Эта работа ни за кем конкретным не закреплена.

– Что? То есть вся надежда лишь на то, что кто-нибудь из вас троих вспомнит? – Совсем не похоже на «Карр, Теннисон и Эггар», мы ведь такие организованные! – Ну и кто делал резервную копию на прошлой неделе? Вы ведь чередуетесь, я так понимаю?

– Боже, прости, Клэр, на прошлой неделе я папку не обновляла, – признается Сэнди.

– А когда ты ее обновляла последний раз? В какой именно резервной копии отыщется самая свежая информация по делу? – Я контролирую голос, говорю спокойно, хотя внутри бушуют гнев и паника. – Сэнди, когда это было? – Мое нетерпение прорывается наружу.

– Три недели назад. Я делаю обновление в начале каждого месяца.

– Тввв… – Я прикусываю язык. Без толку. – Твою ж мать! Что за идиотская система? – Я устремляюсь к себе в кабинет, злобно печатая шаг, и рявкаю через плечо: – Система дерьмовая и нуждается в пересмотре. Сегодня все сидим после работы тут и приводим дела в порядок!

Я хлопаю дверью, падаю в кресло, и тут на меня обрушивается потрясение. Боже мой, как я могла? Я вела себя не только лицемерно, но и ужасно грубо. Какое право я имею их критиковать? Если бы я сама выполняла работу, как следует, дурацкая папка не потерялась бы.