Книга Побег, страница 50 – Борис Кантор

— Хорошо! — сказал Коля и выпустил вторую стрелу. Она почти попала в мишень.

— Ну а теперь ты попробуй!

Я тоже натянул лук несколько раз и поставил стрелу. У меня едва хватало сил натянуть лук полностью. Стараясь удержать лук, я забыл прицелиться, и стрела полетела далеко в сторону от мишени.

Коля еще раз объяснил, как натягивать лук и целиться одновременно, и моя вторая стрела полетела к мишени, но не долетела шагов десять.

— Молодец! Давай еще одну, только не спеши!

Я выпустил третью стрелу, стараясь делать всё, как сказал Коля, — и она воткнулась в землю недалеко от палки. Я был в восторге и хотел стрелять еще, но Коля сказал, что у меня пойдет хорошо, если я буду тренироваться, а сейчас пусть другие постреляют. Надя отказалась стрелять, а Валя, выпустив две стрелы очень неплохо, сказала, что с нее хватит.

Ванька взял лук и, поставив стрелу, натянул тетиву так сильно, что конец стрелы сошел с кулака, в котором он держал лук, и, когда он отпустил тетиву, стрела ударила в указательный палец и полетела, кувыркаясь, в сторону. Ванька заорал и, бросив лук, замахал рукой. Коля подошел к нему, взял за руку и осмотрел палец.

— Ничего! — сказал он. — Не так страшно, только царапинка, даже крови почти нет.

Ванька выдернул руку и, всё еще подпрыгивая, схватил лук и начал гнуть его, уперши в землю.

— Не ломай! — заорал я.

Ванька был большой и очень сильный для своего возраста и без труда оттолкнул Колю, когда тот попытался остановить его. Лук переломился, и Ванька отбросил его.

Я не знаю, что случилось со мной, но меня всего скрутило внутри, и я даже перестал видеть на короткий миг. Схватив сломанный лук, я ударил Ваньку им по лицу. Он хотел было прыгнуть назад, но споткнулся и упал. Я набросился на него и стал хлестать его дальше. Злоба ослепила и оглушила меня. Всё вокруг было покрыто маревом, и я видел только Ванькину голову, которую тот тщетно пытался закрыть руками. Внезапно я взлетел в воздух, и чья-то сильная рука выхватила лук. Это был отец.

— Я убью его! — кричал я, пытаясь вырваться из отцовских рук, но он сдавил меня так, что я не мог пошевельнуться и только озирался вокруг. Мне было трудно дышать, меня всего трясло.

— Ванька гад, фашист! — кричал я. — Я его убью!

Все остальные столпились вместе и смотрели на меня с ужасом. Ванька поднялся. Его лицо было в крови, и он с плачем бросился к отцу, но отец сказал Вале:

— Отведи и умой его.

Отец всё еще держал меня очень крепко, но постепенно ослаблял хватку. Меня перестало трясти, но стало очень горько, и я заплакал.

Отец расспросил Колю, как всё случилось, и слушал его рассказ, сидя на завалине и удерживая меня на коленях.

— Это я виноват, дядя Нифон, — сказал Коля понурившись. — Зря я сделал лук для Володи. Не было бы лука, так ничего бы и не было.

— Нет, Коля! — ответил отец. — Ты не виноват. Даже и не думай так. Может, Иван случайно сломал лук?

— Нет, не случайно! — сказал я сквозь слезы. — Ванька нарочно сломал его. Он фашист!

— Нет, Володя! Неправда, никакой он не фашист. Он просто дурак. А тебе я скажу вот что. Чтобы с сегодняшнего дня я не слышал никаких кличек. Нельзя называть людей кличками. У всех есть имена. Чтобы я не слышал от тебя «Ванька»! У него есть имя — Иван, так и зови его по имени. Или называй его Ваней. Коля, сделай, пожалуйста, еще один лук Володе.

— Хорошо, дядя Нифон! Я сделаю два, если Ваня тоже захочет. Отец отнес меня в кровать, я тотчас уснул без ужина и спал до утра.

КОЛБА И КРАПИВА

Проснувшись рано утром и выбежав в уборную, я был ослеплен белым инеем, покрывавшим всё вокруг. Было настолько холодно, что вода в кадке у крыльца покрылась толстой коркой льда. Я слышал, что мать доила корову. Вернувшись быстро в избу, я увидел отца и мать за столом. Они что-то обсуждали, но при моем появлении замолчали.

— Ты бы босиком не ходил по инею, а то простудишься, — сказала мне мать. — Аня сейчас парного молока принесет. А тебе сегодня работа будет. Пойдешь с Валей после школы собирать крапиву и лебеду. Ты знаешь, где есть крапива, вот и покажешь ей места.

— А что Иван? — спросил я, чуть было не назвав его снова Ванькой.

— Он со мной пойдет, — сказал отец.

Согнувшись, вошла Аня с ведром молока в обеих руках.

— Почти полное ведро, — сказала Аня, тяжело дыша. — Едва донесла.

— Ты бы нас позвала, а не надрывалась, — ответила мать. — Корова любит, как ты доишь, вот и дала столько молока.

— Она всё норовит поддать ведро ногой. Два раза чуть не опрокинула его, — ответила Аня.

— Значит, мягче нужно доить, — сказала мать. — Она у нас очень чувствительная.

Проснулась Валя и выбежала на улицу. Иван только поднял голову и сказал:

— У меня голова болит.

Лицо у него было опухшее, в синяках и кровоподтеках. Я заерзал и хотел выйти из избы, но мать меня удержала.

— Вставай! — сказал отец Ивану. — Поешь и можешь снова спать. А ты, Володя, пойдешь со мной. Попробуем отоварить карточки. Вчера магазин был закрыт весь день.

Мать разлила по кружкам парное молоко и разложила по мискам пшенную кашу.

— Ешьте! Пшено кончилось, — сказала мать. Она подала отцу котелок и его армейскую фляжку с молоком на обед.

Пока мы завтракали, солнце чуть поднялось, и иней начал таять. Я обулся в чуни и пошел подбирать стрелы, оставленные вчера на огороде. Мне было очень жалко, что всё кончилось так плохо, и я не мог понять, что со мной произошло и как я мог так избить брата. Мне стало снова так грустно, что я чуть не заплакал. Потом я пошел к теленку.

Пока я ходил за стрелами, корову уже выпустили в стадо, и теленок выглядел унылым. Но как только увидел меня, начал подпрыгивать. Он уже окреп и бодался так, что моим бокам было больно. Я почесал его за ушами, и он облизнул меня. Отец позвал меня, и мы отправились в леспромхоз.

Солнце согнало иней, но земля всё еще была очень холодная, и мне пришлось идти в чунях. По дороге я сказал отцу: мне стыдно, что я так избил Ивана.

— Я был такой злой из-за лука и не мог соображать.

— А ты считай до трех, когда злой, — сказал мне отец. — И попроси прощения у Ивана. Он тоже переживает за то, что по дурости сломал твой лук. Помириться надо, вы же братья!

Я снял чуни и положил их в свою котомку. Было холодно, но бежать стало легче. После разговора с отцом я твердо решил извиниться перед Иваном. Когда мы переходили мост, я увидел, что вода была далеко внизу, а по берегу на другой стороне лежали застрявшие бревна.

В леспромхозе магазин был всё еще закрыт. Отец направился к пекарне, но из конторы вышел Николай Федорович и помахал рукой, приглашая к себе. Мы вошли в контору и уселись вокруг стола.