Книга Деньги на ветер, страница 26 – Эдриан Маккинти

— Не приедет он, мать его!

— Все расскажу твоей маме, какие ты слова говоришь.

— У меня мама из Бруклина. Так ругаться может, что тебе и не снилось.

— Ну он же актер просто никакой.

— Еще какой! Помнишь тот фильм «Рожденный четвертого июля» Оливера Стоуна?

— Не может он быть хорошим актером, он не раскован. А надо отдаваться целиком. Перевоплощаться. Если он голубой и скрывает это, как можно ждать от него чего-то большего, чем потуги на исполнение?

— Да ладно тебе! Спейси тоже скрывает, а какой актер!

— Чувак, передай-ка мне… спасибо… Черт, а нельзя еще достать-то?

— Может, и можно. Что для меня сделаешь?

— Устрою тебе роль в новом фильме Джеффри Абрамса.

— Что, правда? В «Звездном пути»? Да я ради этого на все готов.

— Не слушай его, он тебя разводит.

— Ты что, разводишь?

— А то.

— Козел! Господи, Джек, да у тебя настроение меняется чаще, чем у Робина Уильямса за кулисами на церемонии вручения призов.

— Оставь его в покое, видишь, это же совсем ребенок.

— Не так он мал. На фотопробах ему, видите ли, двадцать девять, в «Википедии» сказано — тридцать. А на самом деле тридцать один.

— Черт бы тебя не видал, Пол, у тебя язык без костей.

— Ну, кажется, лучше уже не будет, — сказал Пако.

И в самом деле. Пятно мы почти вывели. С питьевой содой получилось бы быстрей, но горячая вода и трение справляются почти с любыми пятнами.

Мы потащились обратно в кухню. Пако уже больше не мог выносить этих разговоров, поэтому закрыл раздвижные двери в гостиную. Я села на табуретку у мраморной стойки для сервировки закусок и налила себе воды.

— Ну, что теперь? — спросил Пако.

— Не знаю, — ответила я.

Прошло минут десять, приехал Эстебан, вошел через заднюю дверь.

— Ну что, все готово?

Его часы показывали почти час ночи. Неудивительно, что мы с Пако просто валились с ног.

— Мы готовы, — сказала я.

— Отлично поработали, ребята. Я бросил вас прямо в полымя, но вы справились. — Эстебан широко, заразительно улыбнулся.

— Можно теперь домой-то? — спросил Пако.

— Можно. Сейчас, только пожелаю им спокойной ночи от нашего имени.

Он ушел в гостиную и почти сразу вернулся с Джеком Тайроном. Глаза у того были красные, лицо одутловатое.

— Хочу поблагодарить вас, выручили сегодня. Вы ребята, наверно, с раннего утра на ногах, — посочувствовал Джек.

«Тебе бы хоть половину наших впечатлений!» — подумала я.

Мы кивнули, а Эстебан сказал:

— Что ж, доброй ночи, сеньор Тайрон.

Но Джек еще не готов был с нами расстаться.

— Погодите минутку, — пробормотал он и крикнул, повернувшись в сторону гостиной: — Пол!

Пол тоже отличался гигантским ростом. Я, кажется, попала в настоящую страну великанов. Мне пришло в голову, что Пол — это Юкилис, упоминавшийся в списке Рики. А если так…

— Что? — отозвался Пол.

— Как насчет чаевых? — поинтересовался Джек.

— О боже, да, отлично поработали. А где… как ее звать-то? Уже уехала? Вам, ребята, здорово досталось, держу пари, — сказал Пол.

Джек открыл его бумажник и дал нам с Пако по пятидесятидолларовой купюре.

— Да ты что, Джек, сотню баксов?! — возопил Пол.

Пако поспешно взял деньги, и мы благодарно кивнули.

— Работа выполнена на «отлично», хоть гребаные Круз и Траволта так и не явились. Приезжал Питт, а он один этих двух купить и продать может. — Джек отлепился от притолоки и пожал Эстебану руку. — Эстебан, ведь верно? — уточнил он.

Тот кивнул.

— Да, богом клянусь, мы с тобой одного поля ягоды, старина. Мексиканцы — вроде нас, ирландцев. Мы тоже католики, тоже религиозны, у нас семьи многодетные. Вся разница — что вам, ребята, работать приходится тяжелее и, по правде говоря, у вас жратва лучше.

Эстебан изобразил улыбку, Джек рассмеялся. Смех перешел в сухой кашель. Пол налил ему стакан воды и увел к остальным.

— Поехали, — скомандовал Эстебан, не скрывая отвращения.

Мы взяли фрукты и вышли из дома в прохладную горную ночь.

У дома стоял белый «бентли». Тот самый. На этот раз — никаких мурашек по коже. Тонкие чувства остались в прошлом.

— Чья это? — спросила я Эстебана о «бентли».

— Сеньора Тайрона, очевидно, — ответил он.

Было слишком темно, чтобы рассмотреть состояние краски, но на станции техобслуживания, держу пари, постарались на славу. Все подкрасили, подновили так, что и следа не осталось.

— Домой? — спросил Пако.

— Погоди минутку, — пробормотал Эстебан, взял одну из Джековых купюр и положил в карман. — Половина чаевых причитается мне. А вам — другая.

Пако слишком устал, чтобы спорить. Я же могла думать сейчас только о машине Джека.

Эстебан отвез нас в мотель и проводил до нашей комнаты. Чистая, с двумя кроватями, душ, калорифер, который включался, если бросить монетку в двадцать пять центов.

Мы были слишком измотаны и голодны, чтобы сразу лечь, пошли на общую кухню нашего этажа.

— Пива? — предложил Пако и передал мне «Корону».

Я выпила бутылку в один присест, он открыл следующую и спросил:

— Еда какая-нибудь найдется?

— Сейчас посмотрим. — Я принялась открывать ящики и полки. Изобилие, приводящее в замешательство. Кориандр, шнитт-лук, томаты, чеснок, груши, салат-латук, перец, холодильник полон мяса, сыра и пива. Как в доме у члена компартии Кубы.

Оказалось, мне хочется готовить для него, для этого мальчишки, этого мужчины. Хотелось накормить его так, как невозможно в Гаване.

— Поставь вариться рис, — сказала я. — И поищи кукурузные лепешки.

Пока он выполнял мои указания, я порезала лук, растолкла чеснок, нарезала кубиками жгучий перец халапеньо и обжарила его в оливковом масле. Добавила вареной курятины, бульонный кубик и потом, через некоторое время, порезанные помидоры и измельченный кориандр. Поставила все это тушиться. Когда курятина приобрела коричневый цвет, добавила по банке консервированных черных и красных бобов и оставила упариваться, пока не сварился рис. Под конец поставила разогреваться в плиту две кукурузные лепешки.

— Слушай, здорово! Как это у вас называется? — спросил Пако.

— Тушеная курица по-гавански.

— По-гавански?

— Я хотела сказать, настоящая тушеная курятина, вот как.