Книга Тропа обреченных, страница 54 – Юрий Семенов

Киричук живо направился к нему со стороны огорода.

— Зачем понесло во двор? Запрещено! — напустился Киричук.

Не вникая в замечание, тот с веселым видом затараторил:

— Нашел! Понимаете?.. И где нашел!

— Что нашли? Говорите толком, — остановил его Киричук.

— Чего ищем, нашел, — сбавил восторженный тон «ястребок» и пояснил: — Сели мы на крыльце поесть, сала шматок развернули. А рыжий кот из-под руки хвать наше сало — и в калитку. Я за ним. Сало же! Еле прет шматок, башку набок свернул…

— Погодите, я вас о деле спрашиваю, — перебил словоохотливого рассказчика Василий Васильевич. — Вы покороче.

— Бросил кот сало, я подбежал к нему, винтовку поставил на землю, чтобы поднять шматок, и слышу гулкое такое под прикладом, как из бочки, я рядом постучал — плотная земля. Опять на том месте — пустота. И давай шарить. Ковырнул, крышку приподнял. Ба, под ней дыра… Лаз в схрон! На крышке опилки.

Беспокойная догадка мелькнула у Василия Васильевича: кто-то ночью выходил из лаза наружу и не поставил козлы обратно на место, а хозяин Помирчий не успел доглядеть нарушенную маскировку. Значит, Шмель ушел.

Однако горевать было рано и некогда. Приказав Рожкову получше смотреть за домом, а обнаруженный лаз держать под винтовкой, Киричук направился за ворота, к крыльцу. Следом за ним спешили Проскура, Сыч и Близнюк.

В дверь долго стучать не пришлось. Ее открыл угрюмый, обросший щетиной Ефим Помирчий. Высокий, сутулый, он уперся руками в дверные косяки и неучтиво буркнул:

— Опять притащились?

— С проверкой! Пройдите в хату! — деликатно предложил Киричук. А Проскура не выдержал — у него был богатый опыт на этот счет, — рванулся в сени, отстранив хозяина плечом.

— Ой, ударил… — притворно схватился за живот Помирчий, застонал, провожая каждого чекиста взглядом, будто стараясь запомнить.

— Кто в доме? — спросил Киричук. — Посторонние есть?

— Нет! — тыкнул хозяин.

— Оружие?

— Пушка на крыше! Ты прошлый раз оставил.

Помирчего обыскали и оставили сидеть на сундуке в углу горницы. Сюда же привели его жену, неспокойную старушку, и больную, слабоумную дочь, которая во все глаза смотрела на незнакомых мужчин, хихикая и смущаясь.

Намаявшийся в засадах возле дома Помирчего, лейтенант Проскура воспрянул духом от участия в живом деле и теперь на месте устоять не мог — то беспокойно осматривал с Близнюком горище, то дотошно оглядывал пристройку с чуланом, в котором подозрительно громоздко стоял несдвигаемый ларь. Он доверху был засыпан мукой.

Между тем Киричук отвел женщин обратно в переднюю, решив, что им там будет спокойнее.

— Переждите здесь, а если что потребуется, скажите, — объяснил он.

— Добро, господарь. Стрелять будешь, пожалей Маньку, отпусти к крестной. Девка уже напугана, рассудка лишилась.

Манька слушала с открытым ртом, не смеялась.

— Бах-бах, — произнесла она, пряча испуганное лицо.

— Кто под полом? Сколько их? — спросил напрямую Киричук.

Старуха перекрестилась.

— Не знаю ничего, не знаю… Ищите сами… — трясла она перед собой руками.

Присев рядом и положив пожилой женщине руку на плечо, подполковник с мягкостью предложил:

— Скажите правду, и я отправлю вас к крестной. Мы знаем, что у вас схрон и прорыт ход к огороду, мы сняли с лаза ляду, сходите, посмотрите.

— Зачем же мне ее смотреть, чего меня тогда спрашивать? — понапористей ответила старуха.

— Где еще выходы из схрона? Здесь, в доме, где вход?

Появился Рожков, деловито доложил:

— «Ястребки» расставлены надежно, а дыры-выходы мы и без подсказки сейчас увидим. Разрешите начинать?

Василий Васильевич вывел его в сени.

— Что начинать? — спросил он.

— Ракеты пулять в лаз. Штук пять стрельну, лядой прикрою — и смотри, где дым повалит, там и выход. Туда и дышать полезут, если есть кому.

Видеть такое Киричуку еще не доводилось, но он сразу оценил этот простой и надежный прием, который избавит от многих хлопот.

— Давайте! — разрешил он, заметив, как манит его к себе хозяйка.

Она подхватила старшего начальника за руку, отвела в сторону, беспокойно говоря:

— Не видел чтоб душегуб, а то прибьет. Отправь к крестной, через две хаты, стрелять, вижу, будут… Нельзя Мане, Ефимка сгубил ее, стрелял под ухом, теперь нельзя, замается головой, орать будет.

— Забирайте ее живей и идите, — разрешил Киричук.

А старушка ему прямо в лицо:

— С горища проход в схрон, он за чуланом промеж стен… И на огороде копай, там ящики. — И, уходя, еще попросила: — Его не отпускай, Ефима-то, не надо… нельзя его… не хозяин он, не родич, я хозяйка… дочь сгубил, чужак он.

— Мы об этом поговорим, — заверил Киричук и поспешил к Рожкову, услышав гулкий выстрел ракетницы.

Сергей Иванович одну за одной выпустил в лаз три ракеты, Даниил Сыч прикрыл дыру лядой. А вскоре в стороне, за плетнем, из колодца пыхнул дымок, а потом пошел, пошел, расплываясь над журавлем.

Все становилось ясно: из схрона выход в колодец. Вот где ускользали из-под наблюдения бандиты. Чурин рассказывал Киричуку о таких сооружениях: из схрона пробит выход в колодец и для набора воды, и для скрытого ухода по набитым скобам.

К колодцу подошли чекисты и двое «ястребков».

— Еще, что ли, Рожков, дымку набавьте. Тройку ракет, думаю, хватит, — разохотился Киричук.

— Надо ли, Василий Васильевич? — хитровато прищурился Рожков. — Я предлагаю туда не ракету, а в лаз самому спуститься и захватить проход. Один он там, Шмель.

— Нет! Рисковать ни в коем случае! Придумайте что-нибудь безопаснее, — категорически отказал Киричук и подошел поближе к срубу колодца.

— Тут не стойте, опасно, для него здесь самая пристрельная полоска, — предостерег Рожков подполковника, указав на противоположную сторону сруба. — Перейдите туда, к мертвому пространству, там он вас не увидит.

— Вот и хорошо, что опасно, — одобрил Василий Васильевич.

Он снял с плетня глечик, нацепил его на жердочку, а сверху на него надел фуражку и медленно выставил «голову» с края в колодец. Подождал. Тихо. Крикнул в квадратную пустоту:

— Шмель! Выходи! Бежать некуда!

Звонко резанул слух выстрел, неприцельный, на голос. Да и как было прицелиться, когда колодец затуманил дым. Послышался грудной кашель. Рожков успел сделать свое дело и теперь стоял возле Василия Васильевича, не зная, говорить ему или нет о своем новом предложении, которых у него в подобных ситуациях возникало множество.