Онлайн книга «Цыганочка без выхода»
|
Скульптор (гордо): Я создал прекрасную скульптуру! Этот позолоченный бронзовый Ангел… Городской Архитектор (перебивая): Он дорогой? А впрочем, не отвечайте, я помню (непроизвольным движением нежно гладит себя по оттопыренному карману). Скульптор (с энтузиазмом): Его нужно водрузить на десятиметровый каменный столб, и это будет шедевр на века! Городской Архитектор (деловито): Натуральный камень — это дорого, а века — это долго, меня уволят гораздо раньше. Отольем колонну из бетона и облицуем ее плиткой. Скульптор (с сомнением): Но… Городской Архитектор (с апломбом): Спокойно, сейчас я свистну кому надо! Подносит к губам свисток и дует в него. На сцену, потирая руки, выходит скромно улыбающийся Строитель. Обменивается с Городским Архитектором рукопожатием и словами: — Тендер сдал! — Тендер принял! Сует что-то в оттопыренный каман Городского Архитектора и уходит, слегка пританцовывая в темпе moderato. Скульптор (встревоженно): Но через несколько лет плитка начнет отваливаться! За сценой слышен свист падающего камня, звук удара и мучительный стон. Городской Архитектор (уверенно): А мы ее опять прилепим! Я сразу свистну кому надо! Дует в свисток. На сцену, потирая руки, выскакивает радостно осклабившийся Строитель. С разбегу хлопает Городского Архитектора по подставленной ладони и в ускоренном темпе обменивается с ним словами: — Тендер сдал! — Тендер принял! Быстро сует что-то в оттопыренный карман Городского Архитектора и удаляется, приплясывая в темпе allegro. Скульптор (крайне встревоженно): Но ведь плитка так и будет отваливаться! За сценой — множественный свист падающих камней, дробный звук ударов, стоны и нецензурные возгласы. Городской Архитектор (радостно): А я так и буду свистеть! Дует в свисток. Выбегает Строитель. Злодейски хохоча, он бьется с Городским Архитектором в кулачки, сует что-то в его оттопыренный карман и убегает длинными балетными прыжками в темпе allegro presto. Скульптор (страстно): Но послушайте! За сценой — метеоритный дождь, грохот, вопли и дружное скандирование коротких матерных слов. Городской Архитектор (взглянув на часы): Некогда мне вас слушать, я уже уволен, мне надо бежать! Бросает короткий взгляд в свой оттопыренный карман, радостно улыбается и удаляется со сцены, красиво кружась в вальсе. Скульптор в отчаянии хватается за голову. Бронзовая статуя, лишившись поддержки, падает и погребает Скульптора под собой. Скульптор (умирающим голосом): И ты, Ангел! Твою ж мать… Последние слова заглушает грохот камнепада за сценой. Занавес. — А неплохо, — досмотрев, похвалила я новую микропьесу. — Из этого может получиться симпатичный номер для местной команды КВН, меня как раз просили что-нибудь написать… — Что написать, кому написать, когда и — главное — почем? — плюхнувшись рядом со мной на скамейку, поинтересовалась Ирка и сунула мне в руки бумажный пакет. — Держи, это твоя доля вкусняшек, мы пришли раньше, взяли сразу на всех, свои порции уже съели и даже успели немного прогуляться. Кстати, сегодня в плюшечной акция: десять пончиков по цене девяти. — То есть мне достался всего один? — уточнила я, не спеша открывать пакет. — Целый один! — В смысле, даже никем не надкусанный?! — восхитилась я. — Если не поторопишься — будет не просто надкусанный, а с лету проглоченный! — предупредила подружка, из-под козырька ладони посмотрев в конец затопленной светом аллеи. Оттуда к нам неслись клубы сияющей пыли. Я поняла, что это быстро приближаются юные Максимовы, и без промедления впилась зубами в пончик. Манюня и Масяня — верные последователи сказочного Робина Бобина Барабека, то есть обжоры, каких поискать! В непосредственной близости от них еда никогда не залеживается. — Прюшка? — со скрежетом затормозив у скамьи, с затейливой смесью подозрения и надежды поинтересовался младой обжора, пришедший первым. — Пиложок? — точно в тон ему вопросил прибежавший вторым. — Нет больше плюшек, Масянечка, — торопливо проглотив хлебную жвачку, с фальшивой грустью сказала я и, не дожидаясь требований, добровольно отдала на проверку и растерзание пустой бумажный пакет. — И пирожков уже нет, Манюнечка. Иркины отпрыски — близнецы, но я различаю их благодаря тому, что у каждого из пацанов свой дефект речи: Манюня не выговаривает «р», а Масяня — «л». — Тогда давай ропатку! — И ведло! — Рыжие головы повернулись к маменьке, как подсолнухи — к дневному светилу. — Это же парк, здесь нельзя копать, — сказала Ирка, не скрыв сожаления. По образованию она инженер-строитель, по душевному призванию — агроном, по роду текущей деятельности — совладелица семейной фирмы по продаже посадочного материала. Ей за лопату взяться, как мне за перо — одно удовольствие, а детки явно пошли в мамочку. — Я дам вам кое-что другое! — Бурку?! — радостно обнадежился ребенок. — У тебя там и бурка есть?! — Я с восторгом уставилась на необъятную торбу подружки. Ирка запаслива, как хомяк. Я бы не сильно удивилась, достань она из своей сумки-самобранки и бурку, и папаху, и живого коня в полной сбруе. — Ребенок спросил про булку, — невозмутимо объяснила Ирка, извлекая из своей сумы цветную резиновую тряпочку. Путем энергичного надувания заботливая мать в два счета превратила тряпочку в мяч, который тут же зашвырнула через кусты за нашей спиной на ухоженный газон: — Поиграйте, детки, на полянке! У вас примерно полчаса. Я оценила хитрый ход: газон со всех сторон окружен кустами, как хоккейная коробка, так что шустрые пацаны не разбегутся по парку, и через полчаса нам с Иркой не придется носиться по аллеям, громко аукая и тихо матерясь. — Она сказала «полчаса», это тебя не пугает? — вкрадчиво поинтересовался мой внутренний голос. — Полчаса — это поэма, не меньше! — Ой. — Я осознала перспективы. Поздно. — Ну? Ты готова слушать? — Подружка выудила из сумки очки, записную книжку, носовой платок и развернулась ко мне всем корпусом, как танковая башня: приготовилась покорять слушателя громкой читкой своего нового произведения. — А платочек зачем? — опасливо поинтересовалась я. — Это тебе. — Ирка вручила мне надушенный батистовый квадратик, едва понюхав который, я чихнула. — Будешь утирать слезы в особо трогательных местах. |