Онлайн книга «Жена поэта»
|
Валя метнулась из комнаты, открыла дверь. Лестница в огне. Путь из дома отрезан. Есть одна дорога – в окно. Второй этаж. Высоко и страшно, к тому же Валя неуклюжая и неспортивная. Но все это сейчас не имело значения. Главное – не столкнуться с огнем. Валя скинула тапки, непонятно зачем, перелезла через перила и сиганула со второго этажа. Лететь недалеко и недолго. После чего столкновение с землей и резкая боль. Одновременно с болью – нечеловеческий вой, рвущийся из окон первого этажа. Вой, боль и языки пламени. Ад. Первый этаж полыхает, и кто-то горит заживо. «Маша…» Валя взметнулась, хотела вскочить, но ничего не вышло. Правая нога никак не ощущалась, ее как будто не было. Вой становился гуще, и Вале казалось, что она летит на этом вое, как на метле, обхватив руками и ногами, и ее уносит вверх, потом еще выше, где нет ни света, ни воздуха. Только чернота и едва звенящая тишина. Валя очнулась в белой палате. Больничная двухместная палата. Одна кровать свободна. На другой – она, Валя. Рядом семья: Маша, Ваня, Виля. Они стояли понурые, с одинаково вытянутыми лицами. Как на похоронах. Это она сделала их такими. Сердце прожгла жалость и любовь. – Герда сгорела, – проговорила Маша. Значит, выла Герда. – А ты где была? – спросила Валя. – Она не поехала, – ответил Ваня. – Они с Милкой поперлись на дискотеку. На охоту, парней ловить. – Нечего им дружить, – вмешался Виля. – А с кем? – спросила Маша. – Ни с кем. Сиди дома. – Ага… Ты везде, а я нигде, – огрызнулась Маша. Валя слушала любимые голоса. Все живы и здоровы, какое счастье… А она сама – не в счет. Как-нибудь выкрутится. – У тебя перелом шейки бедра, – сообщил Виля. – Завтра будет операция по замене сустава. Поставят эндопротез. – Называется «сиваш», – уточнил Ваня. – Ужас, – сказала Маша. – Не ужас, а спасение, – поправил Виля. – Раньше таких больных не оперировали. Отправляли на долеживание. – Ужас, – сказала Маша. – Лиля Брик находилась на долеживании и покончила с собой, – вспомнил Виля. – А Лиля Брик – это кто? – спросил Ваня. – Любимая женщина Маяковского, – напомнила Валя. – А Маяковский кто, знаешь? – спросил Виля. – Ну, так… – неопределенно ответил Ваня. – Вот уж действительно ужас, – сказал Виля. – Маяковского не знать… – Так он когда жил? В прошлом веке? Вилен Иваныч выпал из жизни Аллы. Она понимала – ему не до любви и не до журнала. Дача выгорела и обвалилась, стояла посреди участка, как сломанный зуб. «Сиваш» – отечественный протез – был тяжелый и неудобный. Казалось, что в бедре трактор. Боль стала верной подругой. Валя жила в обнимку с болью. Ходила с палкой. Виле пришлось заниматься хозяйством, и он преуспел. Ему особенно удавался жареный хлеб, натертый чесночком, а также щи из кислой капусты. Маша навострилась варить рассольник на мясном бульоне с перловкой. По выходным она лепила котлеты на целую неделю. Получалось пятьдесят шесть котлет. В холодном виде они тоже были вкусными. Ваня их воровал. Вклад Вани – гречневая каша. Он ее не кипятил, а запаривал. Нетрудно и полезно. Как ни странно, это было хорошее время. Каждый член семьи чувствовал себя необходимым. А сердце Вали буквально захлебывалось от любви. Постепенно Валя включалась в хозяйство, создавала пельмени, блинчики с яблоками. Прибегал Олежка, все сжирал в одночасье. Аппетит у него был отменный. Единственное, что настораживало: Олег пил. От него постоянно веяло спиртным. Запах – приятный, и поведение повышенно доброжелательное. Маша любила его присутствие. Как будто праздник Первомая. Солнышко и ожидание счастья. Алла остановилась на том месте, где героиня детектива по имени Юлия сдала убийцу ментам. Убийца назывался Оборотень. Итак… В дверь позвонили. «Кто бы это?» – подумала Юлия. Алла писала героиню с себя, поскольку она себя хорошо знала. У них много общего. Обе хорошенькие, но бесхозные, никому не нужные девушки. Они, конечно, нужны своим родственникам, но в этом возрасте – двадцать пять лет – родственники не считаются. Требуется любовь, и только любовь, при этом разделенная. Снова позвонили. Юлия открыла дверь. На пороге стоял Оборотень. Юлия хотела тут же кинуть дверь обратно, захлопнуть перед его носом, но что-то удержало ее от такого хамского жеста. Оборотень стоял и смотрел. Глаза его были отнюдь не волчьи. И даже наоборот – немножко овечьи. – Вы ко мне? – проверила Юлия. – К вам. – Зачем? – Просто так. – Просто так даже вороны не каркают. – Этого я не знаю. – Чего не знаете? – Про ворон. – А где вы взяли мой адрес? – У милиции. – Они вас не задержали? – Нет. Проверили документы, и все. – Интересно… – Юлия задумалась. – Можно мне пройти? – спросил Оборотень. – Ну, проходите… Если милиция его отпустила, значит, Оборотень не опасен. И даже наоборот, может быть полезен. В доме накопилось много мелочей, требующих мужских рук. Например: в люстре заело патрон, невозможно вывернуть перегоревшую лампочку. Но, прежде чем эксплуатировать человека, его надо к себе расположить. – Хотите чаю? – спросила Юлия. – Очень хочу, – сознался Оборотень. – Проходите… Оборотень вошел. Разделся. Юлия вгляделась. Никакой он не оборотень. Вполне себе красивый парень, похожий на артиста Филатова в молодые годы. Просто у него неподходящая верхняя одежда. Юлия поставила чайник, сделала бутерброды, сверху положила кружки огурчика. Сели за стол. Оборотень начал есть. Ел он красиво, с сомкнутым ртом. Надо было о чем-то говорить. – А где вы живете? – спросила Юлия. – Я живу в одном доме с дочерью Аристотеля Онассиса. – В Греции? – Нет, в Москве. В писательских домах. На проспекте Мира. – А разве Кристина Онассис живет в Москве? – Сейчас в Москве. Она вышла замуж за русского. – За писателя? – Нет. По-моему, он кагэбэшник. – А зачем дочери Онассиса квартира в Москве? Жила бы в Америке. |