Онлайн книга «Вокруг да около»
— Бывает, — посочувствовал Володька. Нет, это невероятно! У такого мужика заклепки сдали, а он, Володька, хоть бы что. Как кремень! Гордость распирала его. Вот если бы сейчас кто-нибудь его увидел! Каково! Кузьма лежит у избы, а он, Володька, накручивает за двоих. Но никто не видел его. Даже Пуха сегодня не плетется рядом с косилкой — прошла круга три и забилась в траву — жарко. Но что же спрашивать с Пухи, ежели сам Кузьма не выдержал? На этот раз Володьку не ждал готовый обед. Заслышав его шаги, Кузьма буквально выполз из избы. На четвереньках, Как раненый зверь. — Устал? — Есть немного, — признался Володька. — Сено как? Все пересохло? — Еще бы! По валку идешь — труха. — Вот народец! Ну, я до этого Никиты доберусь. Скрипнув зубами, Кузьма сел на чурбак, начал разматывать полотенце на шее: — Посмотри-ко, нельзя ли их к чертовой матери? Крутая загорелая шея Кузьмы чудовищно распухла, палилась нездоровой краснотой. И из этой красноты злыми пауками проглядывали фурункулы-черные головки их угнездились у самого основания шеи-знали, где выбрать место. — Ничего не выйдет, — сказал Володька. — Подкожные. Невесело почаевничали, посидели за столом. Потом Кузьма встал, посмотрел на запад: — Чего зря траву переводить. Отдыхай. Вдруг Пуха подняла голову, настороженно уставилась на кусты, скрывавшие калтус. Кузьма и Володька переглянулись. — Вроде треск какой, — сказал Володька, прислушиваясь. Конечно, треск. А вот и крик. Едут! Кузьма облегченно вздохнул: — Беги за водой — пой гостей чаем! Володька схватил чайник, сломи голову побежал к речке. И зря, совершенно зря, потому что вместо гостей из кустов выехал Колька… Завидев Кузьму и Володьку, он помахал им рукой: — Привет колхозным трудягам! «Ну и задавало! — подумал Володька, вглядываясь в бледное, но улыбающееся лицо Кольки. — Сам еле на коне сидит, а делает вид, что ему все нипочем». Подъехав к избе, Колька спрыгнул с коня, небрежно поддал ему сапогом под зад: — Иди подкрепись. — Где остальные? Сзади? — спросил Кузьма. Колька не спеша сощелкал пальцем комки грязи со своей полосатой рубашки, причесал мокрые волосы. — Дорожка, однако. Как вы машину протащили? Я смотрел-смотрел — следов-то нет. Володька решил поддержать авторитет Кузьмы: — Кузьма Васильевич новую трассу проложил… — Ладно, не в трассе дело, — нетерпеливо оборвал Кузьма. — Почему долго не ехали? Ждете, когда дождь грянет? — Экий ты быстрый… У нас актив два дня носа не показывал, а ты захотел… — У вас и без актива делать нечего, — опять вмешплся Володька. Его до глубины души возмущал тот снисходительный, небрежный тон, каким Колька разговаривал с Кузьмой. — Твоя забота, знаешь, — поел и на бок. Володька не удостоил Кольку ответом. Что ему расписывать себя! Пускай Кузьма скажет. Но Кузьма — странное дело — промолчал. — Грабли одни, двое пезете? — спросил он у Кольки. — Завтра те и другие будут. — Завтра? — Кузьма, закусив губу, попытался разогнуться. — А тебя здорово, друг, скрутило. Чирьи? Кузьма недобрым взглядом уставился на Кольку: — Я говорю, почему завтра, а не сегодня? Колька деланно усмехнулся, но марку выдержал: — Чудак человек. Сено-то огородить надо? И потомсмотри, как парит. Умные люди говорят, к дождю. — Так, — сказал Кузьма. — Дождичка ждете? А на Шопотках навоз разводить будем? Ну вот что, передан Никите: ежели он завтра — слышишь? — ежели он завтра утром ке пригонит грабли, я из него душу вытряхну. Так и скажи. — Скажу. — Колька, еще не веря своим ушам, пролепетал: — Так мне, значит, на сто восемьдесят? — А чего тебе здесь делать? Нам грабли нужны! Через минуту Колька уже сидел на коне. К нему снова вернулась прежняя уверенность. Глядя сверху на согнувшегося Кузьму, он спросил тоном начальника: — Сводка готова? — Какая сводка, завтра бригадир приедет. Колька нахмурил брови: — Не одобряю. Нынче насчет дисциплинки, знаешь? Кузьма поморщился: — Езжай. Да лучше рекой — мы рекой ехали. — Нет, ты серьезно? — Колька даже привстал от удивления. — А что? Это подходяще. Уже спускаясь к Черемшанке, он оглянулся, крикнул: — Володька, там бабы по тебе убиваются. Говорят, заели комары бедного. Что сказывать? — Колька громко рассмеялся и въехал в кусты. — Паскудный растет парнишка, — сказал Кузьма. В другой бы раз эти слова несказанно обрадовали Володьку, но сейчас он не придал им никакого значения. Страшное подозрение закралось ему в душу. Как же так? Он работал, работал, как проклятый работал, а на поверку выходит все по-старому. И там, на Грибове, попрежнему думают, что он, Володька, дурака валяет. А что? Докажи, что ты не верблюд, и почему Кузьме было не сказать Кольке: так и так, мол, Владимир выручает. А то как воды в рот набрал. Нет, это неспроста. Ты ишачь, а трудодни дяде. Ловко придумано. Многовато заработаешь, Кузьма Васильевич. Нет, поищи другого. Мы тоже не лаптем щи хлебаем. И остаток дня Володька работал спустя рукава. Стали лошади — пусть стоят. Захотелось выкупаться — пошел выкупался. Пуха с явным неудовольствием посматривала на него. «Ох, Володька, — казалось, говорил ее взгляд, — смотри, Кузьма узнает…» — Да пошла ты к дьяволу! — взрывался Володька. — Шкуреха продажная! Прикормили кашей. Вечером он пришел к избе угрюмый, подавленный, избегая встречаться глазами с Кузьмой. — Что невесел? — спросил Кузьма. — Голова болит. — Плохо дело, не хватало еще, чтобы ты раскис. Пей чай да ложись может, за ночь и отлежишься. Нет, за ночь Володька не отлежался. Утром вышел из избы сгорбившись, болезненно морщась от яркого света и шумно дыша — что-что, а разыгрывать сироту Володька умел как следует. — Не полегчало? — с беспокойством спросил Кузьма. Володька покачал головой. Пополоскали кишки чаем. Солнце калило вовсю — только по краям, над кромкой леса, кое-где клубились легкие бурачки. |