Онлайн книга «Вокруг да около»
На крыльце перед доской показателей он остановился. Справа — общие цифры по бригадам, а слева поименно выписан каждый косильщик. Почетно! Недаром председатель на собрании назвал косильщнков сенокосной гвардией. И вот в эту гвардию завтра впишут его. А нуко, потеснитесь маленько. Дайте человеку встать на свое место… Вдруг где-то совсем близко вспыхнула задорная частушка. Володька птицей взлетел на коня. Нюрочку он узнал сразу-по лакированным сапожкам, блеснувшим в освещенной луже. Поравнявшись с девушками, Володька вздернул коня на дыбы. — Нюра, я там сводку привез! — Чего? — рассмеялась Нюрочка, показывая свои белы зубки. — Я говорю, сводку привез. — Вот обрадовал. Не видала я сводок. «Ничего, Нюрочка, — мысленно шептал Володька, провожая ее глазами. Посмотрим, что завтра запоешь». Прибежит к председателю: «Тут ошибка, Евстигней Иванович. Антипин все перепутал. Володьке свое приписал». Э, нет, Анюточка, не ошибка. Ничего не поделаешь, придется тебе в свои книги вписывать, да еще и на стенку вывешивать. И это даже хорошо, что в сводке про лодырничанье сказано. По крайности поверят. — Володченко, ты ли это? Володька оглянулся. К нему, выписывая пьяные восьмерки, медленно приближался Никита. Рубаха выпущена из штанов, ворот расхлестнут… — Никита, я сводку привез! — с прежним задором крикнул Володька. — Сводку? А я думал, водку, — пьяно сострил Никита. Володька разъярился: — Это почему вы не приехали? Смотри, старая киса, мы тебя с Кузьмой Васильевичем выведем на чистую воду. Ты у нас еще попляшешь… Никита так и остался стоять с разинутым ртом посреди дороги. — А что, в самом деле, — горячился Володька, погоняя коня. — Там сено гниет, а он гулянку развел. Нет, с этими порядочками надо кончать. Вот общее собрание будет, и он первый шумнет: хватит, побрнгадирил. Антипина предлагаю. Собственно, заезжать к жене Кузьмы было незачем. Кузьма ничего не наказывал. Но как это? Напарник приехал с сенокоса имимо. Не годится! Марья, жена Кузьмы, худая черноглазая женщина на сносях, подтирала тряпкой пол. На полу были расставлены тазы, и в них с потолка капало. Ребятишки — славненький такой бутуз, весь в Кузьму, и заплаканная девчушка-сидели на печи. Володька подмигнул мальчику, сказал: — Марья, Кузьма Васильевич поклон наказывал. Посмотри, говорит, как там мои… — Поклон? — Марья тяжело выпрямилась. — Черт ли мне в его поклоне! Лучше бы он вместо поклона избу перекрыл. Утонули — живем. — Понимаешь, — начал разъяснять Володька. — Он партейный… — А партейному-то дом не нужен? Все как люди, а он… Ну уж, я ему задам… — Ну, ты губы-то не очень!.. — Что? — Я говорю, губы-то подожми. Муха залетит. Мужик у тебя золото, а ты против него ворона бесхвостая. Понятно? Дома матери не было. На столе записка, крынка молока и граненый стакан, прикрытый ячменной лепешкой. Володька приоткрыл стакан, понюхал: вино. «Ешь, пей, отдыхай, а это от меня праздничное. Меня вызвали на ночное дежурство…» Володька скомкал записку. Знаем это ночное дежурство. Как праздник, так и ночное дежурство… Но спасибо и на том, что о праздничном вспомнила. Когда он вышел из дому, дождь все еще моросил и был тот самый час, когда пьяное веселье, уже не вмещаясь в домах, вываливается на улицу. То тут, то там разнобойно горланили песни… Возле клуба кипела людская мешанина. Всем хотелось попасть в помещение. Но старенький клубик не мог вместить и половины желающих. И вот толпа со смехом, с задорными, поощряющими друг друга выкриками штурмом брала узкий проход на крыльцо. Давили, жали, откатывались и снова, развлекаясь и улюлюкая, устремлялись вперед. Володька попал в самую середку толчеи, и его буквально на руках внесли в помещение. В клубе, несмотря на то что все окна были раскрыты настежь, жара стояла не меньше, чем на покосе. И трудились тоже по-страдному. Пьяные бабенки, обливаясь потом, выколачивали пыль из каждой половицы. Некоторые резпились даже на сцене. — Коля, Коля, быстрей! — выкрикивали плясуньи. Володька, зажатый в углу у печки, с недобрым чувством смотрел на Кольку. То, что Колька сидел развалясье в цветнике девчат, — понятно. Гармонист. Но откуда у него взялась эта кожаная куртка? С молнией, с замочками на грудных карманах. Брат прислал из города? «Бабий час» кончился так же неожиданно, как и начался. Поскакали, повытрясли из себя дурь и валом хлынули вон. В клубе стало просторнее. Уборщица Аксинья побрызгала на пол из графина. Кто-то за сценой завел патефон. Танцы! У девчонок от удовольствия заблестели глаза. Что ж, это им надо. Без разминки не могут. К Нюрочке подрулил высокий сутуловатый Гриня-левша. Володька не слышал, что сказала Нюрочка, но, судя по тому, как Гриня-левша, еще больше ссутулившись, попер на выход — «курить», как говорилось в этих случаях, был отказ. Ах, если бы он умел танцевать! Мог бы пригласить. Конечно, мог бы. А почему нет? Вон какая морошка топчется, а он как-никак с самим Кузьмой тягается. И плевать, что ростом не вышел. Гриня-левша-каланча перед ним, а ушел не солоно хлебавши. Пары кружились, а Нюрочка все еще сидела на скамейке. Нижнюю губку закусила, левый глаз прищурен — всегда так, когда не в духе. Может, подойти ему? Неужели это такая хитрая штука перебирать ногами? И вдруг он увидел, как Нюрочка, разом просияв, вскочила на ноги… «Надо уйти, надо уйти, — твердил себе Володька. — Чего он еще ждет?» Но он не уходил. К нему оборачивалась стоявшая впереди баба, разъяренно шептала: — Не дуй ты мне в шею. И без того жарко… А он все стоял и стоял… Нет, не то было обидно, что Нюрочка любезничает. Пущай-все девчонки такие. Но с этим типом? Неужели она не понимает, что это за дрянь? Колька наклонялся к ее раскрасневшемуся лицу, что-то шептал ей на ухо, и она визгливо на весь клуб смеялась… Впоследствии он с трудом припоминал, как все это вышло. Кажется, когда кончился танец, он шагнул вперед, схватил Кольку за грудь, за эти блестящие замочки, которые все время звенели у него в ушах. Кажется, их окружили ребята. Единственно, что он хорошо запомнил, — это крик Нюрочки: — Хулиган! Чудо горохово! Гоните его вон! И именно в тот момент, когда он оглянулся на Нюрочку, его сбили с ног… Пуха не любила праздников. Она не понимала, почему люди вдруг ни с того ни с сего начинали орать на всю деревню, падать, кататься по земле, а то и дубасить друг друга. Кроме того, в такие дни ей часто попадало и от людей, и от злых собак, да и Володька почему-то не в меру сердился, когда она показывалась ему на глаза. |