Книга Первая невеста чернокнижника, страница 38. Автор книги Марина Ефиминюк

— Обалдеть, — пробормотала я и сорвала одно из раскрывшихся соцветий. Обычные дубовые листья, плотные и сочные, со светлыми прожилками, похожими на вены.

Когда я вошла в кухню, Эверт жадно пил воду из деревянного ковша. С самого утра он стоял у алхимической печи, и лицо покраснело от жара. При виде веточки он выплюнул целый фонтан воды.

— Что это? — указал трясущимся пальцем куда-то мне за спину.

— Что? — не поняла я и оглянулась через плечо, подозревая, что вингрет пробрался в кухню.

— У тебя в руках дубовые листья!

— А-а-а, — протянула я. — Дуб зацвел. Представляешь?

— Ты сломала ветку с дерева Кернов?!

— А нельзя было?

— Исчадие ада! Кто обрывает листья у кланового дерева? — возмущался он.

— Ну, извини, я не знала, что оно особенное. Стоит себе засохший дуб, никого не трогает… — даже неловко стало.

— Именно: никого не трогает! Он не засох, а заснул!

Пока мы цапались, в кухне появился Макс. За ним, словно на поводке, шагал Хинч.

— Учитель, она осквернила родовое дерево! — немедленно наябедничал Эверт. Детский сад, честное слово. Но под острым, пронизывающим взглядом чернокнижника я с трудом подавила идиотское желание спрятать соцветье за спину.

— Спасите нас, демоны! Пробудился… — охнул прислужник, из мертвецки бледного становясь синюшным. Если бы не знала, что одержимый демоном бессмертен, то решила бы, что у него начался сердечный приступ.

— Извини, — в растерянности я перевела взгляд на Макстена, напряженного, словно сжатая пружина, и протянула ветку: — Забери, пока Хинч не решил меня съесть.

Хозяин дуба, замка и даже этой самой отодранной ветки невесело усмехнулся уголком рта и, не проронив ни слова, даже не вышел — вырвался из кухни.

— Какое облегчение, госпожа, что сегодня вы возвращаетесь домой, — высказался Хинч. Вот уж не поспоришь! Если жильцы всполошились из-за одной обломанной веточки, что же будет, когда узнают о прикормленном вингрете, потенциальном уничтожителе настенных тканей и возможном отце семейства с кучей маленьких крылатых паршивцев?

Развернувшись на пятках, прислужник бросился следом за хозяином. Из глубины дома донеслись невнятные обрывки разговора.

— Может, в стаканчик поставить? — обернулась я к Эверту, покрутив в руках ветку.

Неожиданно листья стали съеживаться и темнеть. В гробовой тишине мы с учеником наблюдали, как дубовый цвет рассыпается пеплом. Не осталось даже прутика. Я отряхнула руки, сбила серый прах с юбки и вздохнула:

— Или можно в стаканчик не ставить…

Перед моим уходом Мельхом казался очень тихим, печальным и настороженным. Он не сразу выпустил меня из спальни.

— Демон, да брось! Я опоздаю на единственный рейс! — разозлилась я, шибанув по косяку ногой.

Дверь раскрылась неожиданно, продемонстрировав в коридоре Макстена. Сложив руки на груди, он прислонился спиной к стене и, видимо, ждал, когда я сбегу из спальни. Отчаянно звеня бутылками, с корзиной и куриной клеткой в руках я вывалились из дверного проема.

— Пришел проводить?

— Я сам проведу ритуал.

Какое облегчение! Признаться, Олень, не умеющий с первого раза открыть магические двери Мельхома, давно утратил любое доверие, и я старательно отгоняла мысль, что он меня перебросит не в родной мир, а в какой-нибудь другой. Не знаю, может быть, мир апокалипсиса, где выжили только зомби-монстры.

— Спасибо.

Он кивнул. Некоторое время мы стояли в молчании.

— Я хочу тебя обнять, — вдруг вымолвил Макс.

— И что тебе мешает? — не поняла я. — Корзинки?

Хмыкнув, он сгреб меня в охапку вместе с корзинкой, клеткой и неумением понимать чернокнижников. Прижал к крепкому горячему телу. От него пахло кисловатой алхимической магией и особенным мужским ароматом, заставляющим внутренности завязываться узлами. Наверное, это ужасно глупо понимать, что влюбляешься в мужика, которого никогда в жизни больше не увидишь…

— Страшно? — произнес он.

— Нет.

— Ты дрожишь.

— Точнее, трясусь, — пробормотала я, потерянная в запахе его тела и густых, пряных чувствах.

— Пообещай мне, Алина.

— Все, что попросишь, — пробормотала хрипловатым голосом.

— Забудь о нас, — вдруг вымолвил он, — и никогда, ни при каких обстоятельствах не вспоминай.

— Мм? — удивленно отстранилась я.

Сказать, что меня задело — не сказать ничего. Разбить бы о его голову бутылку шикера, да папе не хватит.

— Забыть… ну… кхм… без проблем, босс. Приложу максимум усилий, — стараясь подавить приступ злости, пообещала я. — Сейчас вернусь домой и немедленно примусь забывать. Господи, да между йогой, работой и свиданиями мне даже вспоминать-то о вашем мире будет некогда!

Он забрал у меня поклажу. В напряженном молчании мы спустились в холл, где у подножья лестницы нас ждали Хинч и Эверт.

— Доброго пути, госпожа, — кивнул «вежливый» прислужник. — Как хорошо, что вы нас покидаете.

— Вы уже днем об этом сказали, — фыркнула я и вытащила из корзины шарф в черно-желтую полоску. — Это вам.

— Благодарю, — кивнул Хинч. Когда вязаная лента развернулась во всю длину, спустившись до пола и упав складками на начищенные туфли, прислужника перекосило.

— Исчадие ада, ты же не подаришь мне шарф? — насторожился Эверт.

— Ошибаешься, Олень, — сладко улыбнулась я и вручила полосатое безобразие. — У тебя длиннее.

— Что мне делать с этим уродством? — возмутился ученик, пытаясь вручить мне обратно кривоватый шарф.

— Удавиться на нем, когда прилетит третье предупреждение! Не смей доставаться Хинчу живьем, пусть гложет труп! — рявкнула я и зыркнула на Макстена: — Тебе ничего не сделала.

Вранье, конечно. Просто не стала вытаскивать из корзинки. Хочет, чтобы я все немедленно забыла? Тогда пускай его шарфик носит мой дедушка.

— Учитель, я отдам вам свой! — с радостью пообещал Олень.

— И я, — изобразил жутковатую улыбку прислужник.

— Неблагодарные. — Я даже не оскорбилась. Шарфы действительно у меня выходили ничуть не лучше, чем в детстве. Даже хуже — раньше я не упускала петель.

На улице было темно, хоть глаз выколи. Луна превратилась в черный диск, обрамленный желтой кромкой. Ритуал решили проводить на мощеной площади перед парадным входом. Сейчас он походил на крыльцо с мраморными ступенями и с единственной колонной, гладким столбом подпиравшей двускатную крышу. Выглядело уродливо, но больше колон Мельхом наращивать не захотел.

Наконец пентаграмма была начертана, свечи зажжены, свиная кровь (из миски) окропила камни, и Макс начал читать заклинание. Я ждала за пределами звезды и страшно волновалась. По двору носился ледяной ветер, лохматил пыль и трепал одежды. Невидимая стена между мирами истончилась от сильной магии, и из зимнего, погруженного в вечную мерзлоту мира, граничившего с Мельхомом, ворвался снежный вихрь.