Книга Ключик к мечте, страница 11 – Екатерина Неволина

– Врешь! – Я склонила голову набок, разглядывая его чуть оттопыренные уши.

– Не вру, – обиделся Ковалев.

– Докажи!

– То есть?!

Если он и до этого был весь красный, то теперь стал багровым – таким, что и закатное небо сдохло бы от зависти к совершенству этого цвета.

– Пойдем, – тратить время на слова казалось бессмысленным и тупым. Такие, как Ковалев, лучше понимают действия. Поэтому я взяла его за рукав и потащила прочь из школы в один укромный закуток, куда редко заглядывали без необходимости.

– Но сейчас же физика начнется… – пробормотал он, следуя за мной, словно овца на заклание.

– Ах, физика?! Ну как хочешь. Найду кого-нибудь другого. – Я резко выпустила его рукав и фыркнула – подумаешь, прилежный ученик! Благодарен должен быть за то, что я решила его осчастливить, а он «физика!»

– Эль, ну погоди, так же нельзя!..

Теперь уже он вцепился в рукав моей новенькой куртки.

– Нельзя? А как можно? – Я смотрела на него прищурившись, словно сквозь прицел снайперской винтовки. – Трусишь, да?

– Я… Нет. – Он сжал губы и, решившись, тряхнул головой. – Пошли.

Мы шли, не глядя друг на друга, стараясь не коснуться друг друга даже рукавом.

Почему я выбрала его? Потому, что с ним проще. Я заранее знала, что он сдастся. Тем более почему бы Ковалеву не принести хоть какую-то пользу, раз уж он запятнал себя полным отсутствием вкуса? Прямое свидетельство тому – что он пялится на меня.

Серое небо. Ободранная штукатурка, исписанная всякими «Миша + Лена» и «Коляныч фуфло». Я видела все это очень отчетливо, в мельчайших деталях.

Я развернулась к Ковалеву и уперлась спиной в стену, самой себе вдруг напомнив партизан перед расстрелом из какого-то фильма про войну.

– Ну, – нетерпеливо окликнула его я. – Ну же!

Его губы приближались к моим очень медленно. Ковалев закрыл глаза, а я, напротив, смотрела – внимательно, чтобы не упустить ни одну деталь. Вот наши губы встретились, и мне в рот толкнулось что-то мокрое. Было странно и немного противно. Вот и все, что называют великим чудом поцелуя, или Ковалев все-таки не умеет целоваться?

Он смотрел на меня. Уже не смущаясь – глаза в глаза, словно силился отыскать там что-то.

– О’кей, зачтено. – Я вытерла рот рукавом куртки.

Ожидание в глазах парня погасло, словно вдруг выключили свет.

– Счастливо оставаться. Физика, если не забыл, уже началась! – напомнила я и поспешила к школьному зданию. Как оказалось, весьма вовремя. К тайному убежищу направлялась целая группа мальчишек из одиннадцатого класса, в нетерпении уже тискающих в пальцах сигареты. Еще немного, и они бы застукали нас.

– Эль, ты вообще человек?

Я обернулась. Ковалев стоял посреди дорожки. Парни поочередно оглядели нас и громко заржали.

– Нет, На’ви с планеты Пандора [4], – ответила я, улыбнувшись.

– Это видно.

На физику он не пришел. Ну и ладно. Все, что было нужно, я уже получила.

Мила

В моей жизни все вдруг смешалось, а на смену порядку пришел хаос. Немало проблем связано, конечно, с Элей. У нее ужасный характер. Наверное, виноват в этом переходный возраст, хотя не помню, чтобы я была такой. Мои пятнадцать прошли, в общем, мирно, я даже с родителями не особо конфликтовала, да и что там конфликтовать – папа постоянно на работе, не вмешивался в семейные дела, а мама поддерживала меня во всем. Курить меня не тянуло, пить тоже, не говоря уже о чем-то более тяжелом. Мне не требовалось самоутверждаться через протест, я всегда оставалась собой, какой была до последнего времени: спокойной, веселой, любящей то, что по-настоящему красиво.

Неотношения с Максом измотали меня, и я словно вывернулась наизнанку той стороной, о которой и не подозревала. Я становлюсь плаксивой, нервной и уже беспокоюсь: а вдруг это навсегда? Вдруг прежней легкой Милочки уже не существует?

Все началось с утра, когда Эля пролила кофе на новое, только что отглаженное платье. Это одно из моих любимых платьев – розовое, с многочисленными складочками по лифу и прилегающим силуэтом. Настоящая Карен Миллер [5]. Сестра, конечно, извинилась и захлопала глазами, но я в последнее время стала настолько подозрительной, что тут же подумала, будто она нарочно.

– Зачем ты это сделала?! – крикнула я ей в лицо.

– Мила… но я же не специально, – прошептала Эля, и на ее лице застыл испуг.

Почувствовав боль, я с изумлением поняла, что сжала кулаки так, что ногти впились в кожу ладони.

На кухню заглянула мама – она всегда встает рано и, хотя не работает с самого моего рождения, все равно предпочитает ходить на свой фитнес с самого утра.

– Эмилия, как ты можешь! Ты же видишь, что Эля нечаянно! Неужели платье для тебя дороже сестры? Боже мой, как же я тебя воспитала!

Иголочка обидной боли воткнулась в мое сердце с мерзким натужным скрипом, как втыкается швейная иголка в обшитую плотным шелком поролоновую подушечку. Одобрение мамы всегда важно для меня, не то что для Эльвиры, но мама опять приняла ее сторону. И еще. Что со мной и вправду творится, если я начинаю бить копытом из-за одежды.

Мне стало стыдно.

– Прости, мне просто стало обидно. Я его только что погладила, – пробормотала я, думая о том, что пятно нужно немедленно застирать, иначе его в жизни не сведешь с капризной ткани, гладить которую, кстати, то еще удовольствие.

– Я не нарочно! – повторила сестра, глядя на маму.

Времени, чтобы переодеться, а еще застирать платье, было впритык. Позавтракать я точно не успею.

– Не мешайте! Мне уже надо выходить! – выпалила я и выскочила из кухни, слыша за спиной недоуменное мамино: «Что это с ней?» и сразу за этим, словно плетью по обнаженной спине, ехидное Элино: «Не обращай внимания, у нее неприятности с личной жизнью, вот и бесится».

В институт я, конечно, опоздала. Первой парой у нас матанализ, который вела Алла Дмитриевна – очень умная и интеллигентная женщина, которая всегда выделяла меня и относилась ко мне очень хорошо. Правда, был у Аллы Дмитриевны один пунктик – она любила четкость и не выносила проявления стихийности и хаоса, к которым относила, например, опоздания. Злостные опаздывающие, бывало, не допускались на ее лекции.

Когда я вошла, Алла Дмитриевна посмотрела на меня с удивлением.

– Мила? Я думала, ты заболела… Ты ведь никогда не опаздывала… – растерянно проговорила она. – Ну проходи, наверное, у тебя была серьезная причина. Не затрудняй себя объяснениями – не будем терять драгоценное время.