Онлайн книга «Дом последней надежды»
|
Пускай. — Вы — их последний шанс. Думаете, эти девочки мечтают о том, чтобы остаток жизни провести здесь? Ткать, вышивать… изредка ходить на рынок? Перебирать сплетни. И отчаянно завидовать тем, кому, по их мнению, повезло больше? Я высыпала под свечу крошки. Молока бы… на кухне есть молоко, но я не знаю, где оно стоит. Хреноватая из меня хозяйка, если разобраться. — Они оказались не нужны своим родным. А я… я случайный человек в их жизни. Такая же неудачница… и все, что нам остается, — тихо стареть и наполняться ядом. — Почему ядом? Он оказался за моей спиной. И это было приятно. Нет, тени не тронут меня, они кружатся над свечой, почти растворяясь в белом ее свете, и садятся на влажное дерево, и отступают, надеюсь, чтобы рассыпаться сонмом искр, оборвав бессмысленное свое существование. Это не смерть. Это уже возвращение к жизни. — Несбывшиеся надежды всегда отравляют… поэтому… Араши молода, она еще думает, что сможет переделать мир под себя. Пускай. У нее есть время. Кэед… уже почти сдалась. Мацухито довольно боязлива, а еще слишком увязла в том, что принято называть приличиями. Юкико… обманутый ребенок, который не понял еще, где оказался и почему. Шину… сколь поняла, ее супруг и прежде имел дело с вашим народом, поэтому она избавлена от многих предрассудков. И куда более практична, чем остальные. — А ты? — Я? — Ты. Или тебе дом не нужен? — У меня он как раз-то имеется. — Я дернула плечом, на которое опустилась бабочка. Обыкновенная. Совка? Бражник? Ночная и невзрачная, с серо-белыми крылами, которые сроднились по цвету с серым моим платьем. Откуда взялась? Осень перевалила за середину, и бабочкам пора уходить в спячку. — Ты понимаешь, о чем я… Понимаю. К сожалению. И… нет, я не готова… мы обе не готовы. Я еще помню, каково на вкус предательство. Иоко… с ней все куда сложнее. Она трясется осиновым листом и готова исчезнуть, лишь бы не позволить мужчине вновь коснуться… а ведь прикасаться можно по-разному, но Иоко меня не слышит. Вздох. И бабочка перебирается на пальцы. Она тяжела и медлительна, а я разглядываю белесое ее тело и пышные усы, на которых будто бы драгоценные капельки поблескивают. — Боюсь… я не самый удачный вариант. — Это ты так думаешь. — Вы… вряд ли слышали, но… — О том, что ты убила своего супруга? — Что? А вот это определенно новость. Иоко даже настолько возмутилась, что позволила себе, точнее мне, обернуться и взглянуть на мужчину. Верит? — Извини. Думал, ты знаешь… Матушка? Больше некому… интересно, если обвинение и вправду выдвинут… помнится, убийц так и не нашли… времена здесь темные, о презумпции невиновности никто слыхом не слыхивал… и появись более-менее веское подозрение, меня упекут… а там… пытки и прочее… Или вновь суд? Если так, то судья увидит правду… Или… Все снова упирается в мое незнание местных реалий. Уголовные преступления — вещь серьезная, куда серьезней экономических, но… и выгоды от них Наместнику меньше, а потому… — Нет. Но… не удивлена. Я его не убивала. Но не буду лгать, что эта смерть сильно меня опечалила. Он был не самым добрым человеком… Я замолкаю. Смысл оправдываться? Верит или нет… судя по тому, что вообще заговорил, скорее верит… то есть мне, а не слухам. С мужеубийцей и содержательницей незаконного борделя — а разрешения на подобную деятельность у меня точно нет — любезничать не будут. — Не важно, главное, я… скажем так, не стремлюсь повторить тот опыт… Бабочка-таки поднялась с моих пальцев. Жаль. Не люблю зиму. Холодно. Да и в своей прошлой я умерла, а эта… до этой бы дотянуть… Мы досидели до рассвета, как и водится. Он рассказывал мне о море и огромных нарвалах, чьи костяные рога при правильной обработке обретают удивительный нежно-розовый оттенок и оттого ценятся. Впрочем, не только рога. Плотная кожа. Жир. И мясо, которое кому-то может показаться жестковатым, но если замочить его в морской воде и травах… Я про русалочью ночь, когда самые смелые из рыбаков рискуют выйти в море. Они смазывают лодки рыбьей кровью, а в сети вплетают стеклянные бусины, стремясь завлечь нингё. Те сильны. Коварны. И держат во рту зерна бури. Стоит хоть одному выпасть, как море взъярится. Нингё любят кровь и человечье мясо, но и собственное их сладко, а по слухам, еще и долголетие дарует. Мясо нингё стоит дорого, а уж узкий их язык, в котором прячется тайное слово, и вовсе может испробовать лишь Император. Закон строг. И пробует, иначе откуда слухи, что Император способен понять все языки, которые лишь существуют в мире, будь то человеческие или звериные… Я слушала о драконьих кораблях. О землях дальних, впрочем, заселенных воинственными существами, способными изрыгать пламя. О морских змеях, чьи узкие тела покрыты толстой чешуей, и нет оружия, способного пробить его, о водяных ямах, где обретаются стражи, многоглазы и темнолики. О путях, проложенных на водяной глади златокрылой птицей… Она привела тьерингов в этот мир. Она их хранила. Сколько могла… наверное, ночь способствовала этой беседе, мы оба сказали, пожалуй, больше, чем сами того желали. И, заглянув друг другу в глаза, кивнули: сказанное здесь не пойдет дальше. Посветлевшее небо подарило свободу. И холодный чай. Пробуждение, фонари, которые я задувала один за другим. А тьеринг снимал, складывая на террасе. Позже девочки их разберут. Бумажные оболочки отправятся в очаг, а остатки свечей переплавятся на водяной бане. И горячий воск, смешанный с жиром, наполнит маленькие горшочки. Все экономия. Думать о ней было странно. И не покидало ощущение неловкости, будто… будто я сделала что-то не то. Или наоборот, не сделала того, что было нужно? Сложно. Главное, я сама открыла ворота. — Вашим людям будут здесь рады. — А мне? — поинтересовался тьеринг, глядя в глаза. — И вам… В конце концов, разговор с интересным человеком ничего не значит. Вернувшись в комнату, я переступила через девочку и приложила палец к губам, когда кошка раскрыла желтые свои глаза. |