Онлайн книга «Плащаница колдуна»
|
– Ну, так и просили бы о помощи богов, – сказал на это седой странник. – Зачем в Гиблое место-то идти? Хомыч горестно усмехнулся. – На богов нынче уж никто не надеется. А из мест погиблых, коли живым вернешься, так и счастья с собой кусочек принесешь. Не всегда, конечно, но… Погоди-ка. А тебе самому-то Гиблое место зачем? Путешественник снял с глаз кружочки, протер их краем рубахи и снова посадил на нос. Потом посмотрел сквозь эти кружочки на бродягу и сказал: – Я, Хомыч, тоже чуда хочу. – Вона как. – Бродяга крякнул. – А голову за чудо сложить не боишься? Седой усмехнулся и проронил: – Недорого она нынче стоит, голова-то моя. – Что так? – прищурился бродяга. – Да вот так. Они немного помолчали, глядя на огонь. Седой хмурил брови, Хомыч улыбался. Языки пламени двоились и кружились в его глазах, и Хомычу это зрелище представлялось уморительно веселым. Вдруг где-то неподалеку ухнул филин. Седой вздрогнул и рассеянно перекрестил себя щепоткой. Брови Хомыча взлетели вверх. Вон оно что! Этот седой чудак – христианин! Ну и дела. А с виду нормальный человек. – Слышь-ка, – тихо заговорил Хомыч, глядя на путешественника любопытными глазами, – а ты часом не христианин? – Христианин, – тихо и серьезно ответил путешественник. – А что? – В единого бога веруешь? – Верую. – А правду говорят, что ваш бог к кресту прибит и плачет? – Он не просто так плачет, – сказал седой. – Он о тебе и обо мне плачет. Хомыч прищурил маленькие, насмешливые глазки: – Чего ж он обо мне плачет? Жалеет, что ли? – Жалеет, – согласился седой. Хомыч усмехнулся. Он никогда не мог понять, как это один бог может управляться с огромным миром. У лешего вон каждый пень в лесу наперечет. А кто за Даждьбога солнце зажжет? А кто тучку над посевами растянет, ежели Стрибога не станет? А мертвецов кто для помощи людям снарядит, коли Чернобог в тень не уйдет? Хозяйство-то вокруг огромное. Одному богу никак не справиться. И потом: куда ж все остальные боги подевались, если один Иисус остался? Нешто он их всех перебил? Хомыч хотел было расспросить обо всем этом путешественника, да передумал. Вместо этого он сузил морщинистые глаза и сказал: – Слышь-ка… Ты знай: у нас ваших не больно жалуют. – Почему? – удивился седой. – Потому, что вы своих мертвых в землю закапываете и дожидаться под землей второго пришествия заставляете. А мы наших мертвых на кострах погребальных сжигаем и чрез то – в небо отпускаем. Путешественник улыбнулся. – И что, хорошо вашим мертвым на небе? Хомыч подумал и ответил: – Пожалуй, что не очень. – Это потому, что все они жили в грехах и ничего о другой жизни не ведали, – объяснил седой. – А грехи – они ведь как путы железные. Опутай ими голубя, высоко ли голубь взлетит? Хомыч рассеянно сморгнул, но не нашелся, что на это сказать. – Ну вот, – удовлетворенно кивнул седой. – А Иисус научил, как людям от этих пут избавиться. Бродяга покачал головой: – Ты лучше никому про Иисуса своего не сказывай. А то могут и убить. У нас тут народ лютый. Чиркнут ножичком по горлу да в овраг бросят. – Кровь мучеников – семя христиан, – непонятно сказал путешественник. – Чем меня попусту пугать, ты лучше скажи: где мне Глеба-Первохода вашего найти? – Да где и всегда, – с усмешкой ответил бродяга. – Небось в большом кружале сидит. Он там завсегда обитает, когда в Гиблое место не ходит. – А узнать мне его как? – Спроси, любой покажет. Путешественник поднялся с бревна и слегка размял затекшие ноги. – Пойду познакомлюсь, – сказал он. – Познакомься, – кивнул бродяга. – Чего ж не познакомиться. Только, слышь-ка, ты с ним поосторожнее. Ольстра у него громовая, да и меч-всеруб на боку не для шутки висит. Седой улыбнулся: – Хорошо, что предупредил. У меня к тебе еще одна просьба, Хомыч. Покарауль, пожалуйста, мою подводу. Я человек небогатый, но отблагодарю. – Это мы можем, – кивнул Хомыч. – А с бурдюком-то как? Оставишь, что ли? – Оставлю. Только много не пей. Я слышал, от водки люди дуреют. – Насчет этого не беспокойся, – заверил его Хомыч. – Я свою меру знаю. Он подмигнул путешественнику и снова приложился к заметно отощавшему бурдюку. 5 Комнатка была небольшая. Из мебели только кровать, стул да шкаф. И еще бронзовое зеркальце на стене. Снизу доносились отзвуки непрекращающейся гулянки. Играла музыка, орали пьяные мужики. В Порочном граде жизнь не останавливалась ни на секунду. Лежащая в постели девушка была тонка и изящна. Лицо скуластое, загорелое, с нежными чертами. Глаза большие, ярко-синие. Волосы темные, мягкие. Зовут Диона. Странное имя, нездешнее. Глеб Орлов опустил босые ноги на пол и покосился на кисти рук Дионы, обмотанные белыми тряпочками. – Ты так и не сказала, что у тебя с руками. Диона, едва прикрытая одеялом, отвела взгляд и удрученно вздохнула. – Кипятком обварила. А тебе было противно? Глеб покачал головой: – Нет. Ты показывала руки лекарю? – Показывала. Он дал мне траву и велел прикладывать. Глеб кивнул. Затем достал из берестяной коробки самодельную сигарету, набитую сушеной и измельченной бутовой травой. Не «Мальборо», конечно, но на безрыбье и рак рыба. Впрочем, Глеб давно забыл вкус настоящих сигарет. Как и многое другое из того, что связывало его с прошлой жизнью. – Первоход, – тихо окликнула его девушка. – Ты придешь ко мне еще? Глеб высек из огнива клочок огня и зажег сигарету. Скользнул взглядом по ладной фигурке девушки, затем перевел взгляд на ее загорелое лицо с темными губами. И акцент у нее какой-то странный. – Откуда ты, Диона? – спросил Глеб. – Издалека, – ответила девушка. – И давно здесь работаешь? – Четвертый день. А ты почему спрашиваешь? Глеб выдохнул густое облако дыма, посмотрел сквозь него на девушку и спросил: – Нравится работа? Диона улыбнулась и ответила томным голосом, явно повторяя преподанный сводней урок: – С тобой мне понравилось. Очень! И все-таки странно, как такая красивая и юная девушка оказалась в утешном доме, снова подумал Глеб. |