Книга Горящий лабиринт, страница 41 – Рик Риордан

Денежное Дерево, как мне сказали, посадили на холме со всеми надлежащими дриаде почестями. Все надеялись, что она переродится в новый прекрасный суккулент или, возможно, в белохвостого суслика. Денежное Дерево всегда любила их.

Гроувер выглядел истощённым. Исполнение всей этой лечебной музыки сказалось на нём, не говоря уже о стрессе от возвращения назад в Палм-Спрингс на опасных скоростях в одолженном/немного украденном Бедросян-мобиле с пятью жертвами тяжелых ожогов.

Когда мы все собрались — обменялись соболезнованиями, съели энчилады и обмазались слизью алоэ, — я начал совещание.

— Всё это, — объявил я, — моя вина.

Вы можете представить, как сложно мне было сказать это. Этих слов просто не было в словаре Аполлона. Часть меня надеялась, что собравшиеся здесь дриады, сатиры и полубоги поспешат убедить меня, что я невиновен. Они не сделали этого.

Я продолжил.

— У Калигулы всегда была лишь одна цель: сделать себя богом. Он видел, что его предки обожествлялись после смерти: Юлий, Август, даже отвратительный старый Тиберий. Но Калигула не хотел ждать смерти. Он был первым римским императором, хотевшим стать богом при жизни.

Пайпер оторвалась от игры с маленьким сатиром.

— Калигула сейчас что-то вроде младшего бога, так ведь? Ты сказал, что он и два других императора существуют тысячелетиями. Значит он получил, что хотел.

— Частично, — согласился я. — Но Калигуле недостаточно быть младшим богом. Он всегда мечтал заменить одного из олимпийцев. Он тешил себя мыслью о превращении в нового Юпитера или Марса. В конце концов он решил стать, — я сглотнул кислый привкус во рту, — новым мной.

Тренер Хедж почесал свою козлиную бородку. (Хмм. Если козёл носит козлиную бородку, то это человеческая бородка?)

— Так что? Калигула убивает тебя, надевает бейджик с надписью: «Привет, я Аполлон!» и идёт на Олимп, надеясь, что никто не заметит?

— Это будет хуже, чем просто убийство, — сказал я, — Он поглотит мою сущность вместе с сущностью Гелиоса, чтобы сделать себя новым богом солнца.

Опунция ощетинилась.

— И остальные олимпийцы просто позволят этому случиться?

— Олимпийцы, — сказал я с горечью, — позволили Зевсу лишить меня сил и сбросить на землю. Они сделали за Калигулу половину работы и не станут вмешиваться. Как обычно, они будут ждать, когда герои всё исправят. Если Калигула станет новым богом солнца, я исчезну. Исчезну навсегда. Вот к чему подготавливалась Медея со своим Горящим Лабиринтом. Это огромная кастрюля для супа из солнечного бога.

Мэг сморщила нос.

— Отвратительно.

Впервые я был полностью согласен с ней.

Стоящий в тени Дерево Джошуа скрестил руки.

— Значит, это пламя Гелиоса уничтожает нашу землю?

Я развел руками.

— Ну, люди тоже виноваты. Но помимо обычного загрязнения и изменения климата — да, Горящий Лабиринт стал последней каплей. Всё, что осталось от титана Гелиоса, сейчас носится по этой части Лабиринта под Южной Калифорнией, медленно превращая её в огненную пустыню.

Агава дотронулась до своего покрытого шрамами лица. Когда она взглянула на меня, её взгляд был острым, как её воротник.

— Если Медея преуспеет, вся сила уйдёт Калигуле? Лабиринт перестанет гореть и убивать нас?

Я никогда не считал кактусы исключительно жестокой формой жизни, но когда другие дриады уставились на меня изучающим взглядом, я очень живо представил себе, как они намертво связывают меня подарочными лентами и, прикрепив большую открытку с надписью: «КАЛИГУЛЕ ОТ ПРИРОДЫ», бросают меня на порог императора.

— Ребята, это не поможет, — сказал Гроувер. — Калигула ответственен за то, что сейчас происходит с нами. Ему плевать на духов природы. Вы правда хотите наделить его полной силой солнечного бога?

Дриады забормотали, неохотно соглашаясь. Я сделал мысленную заметку отправить Гроуверу милую открытку на День Козла.

— Ну и что мы будем делать? — спросила Мелли. — Я не хочу, чтобы мой сын рос в горящей пустыне.

Мэг сняла свои очки.

— Мы убьём Калигулу.

Было потрясением слышать, насколько буднично двенадцатилетняя девочка говорит об убийстве. Ещё больше потрясало то, что я сам был склонен с ней согласиться.

— Мэг, — сказал я, — это невозможно. Ты помнишь Коммода. Он был слабейшим их трёх императоров, но лучшее, что мы смогли сделать — это вынудить его покинуть Индианаполис. Калигула гораздо сильнее, он запустил свои корни глубоко в эту землю.

— Мне всё равно, — пробормотала она. — Он сделал больно моему отцу. Он сделал… всё это.

Она широким жестом обвела всю старую цистерну.

— Что ты имеешь в виду под всем этим? — спросил Джошуа.

Мэг бросила на меня взгляд, говоривший: «Твоя очередь».

Снова я вынужден был пересказать все, что видел в воспоминаниях Мэг: Эталес, каким он когда-то был, юридическое и финансовое давление, которое использовал Калигула, чтобы остановить работу Филиппа МакКэффри, то, как Мэг и её отца заставили бежать прямо перед тем, как дом был взорван.

Джошуа нахмурился.

— Я помню сагуаро по имени Геркулес из первой теплицы. Он был старой, крепкой дриадой. Одним из тех, кто пережил пожар в доме. Так до конца и не оправившись от полученных ожогов, он продолжал держаться за жизнь. Он говорил о девочке, которая жила в этом доме, и что он ждёт её возвращения, — Джошуа повернулся к Мэг с изумлением. — Это была ты?

Мэг стёрла слезу со своей щеки.

— Он не выжил?

Джош покачал головой.

— Он умер несколько лет назад. Мне жаль.

Агава взяла Мэг за руку.

— Твой отец был великим героем, — сказала она. — Несомненно, он делал всё, что мог, чтобы помочь растениям.

— Он был… ботаником, — сказала Мэг, и это слово прозвучало так, будто она только что вспомнила его.

Дриады опустили головы. Хедж и Гроувер сняли свои головные уборы.

— Мне интересно, что за большой проект был у твоего отца, — сказала Пайпер, — с этими светящимися семенами. Как Медея назвала тебя… потомок Племнея?

Дриады дружно вздохнули.

— Племней? — спросила Реба. — Тот самый Племней? Мы даже в Аргентине знаем о нём!

Я уставился на неё.

— Знаете?

Опунция фыркнула.

— Да ладно тебе, Аполлон! Ты же бог. Наверняка ты знаешь о великом герое Племнее!

— Эм… — у меня возник соблазн обвинить мою неисправную смертную память, но я был вполне уверен, что никогда не слышал этого имени, даже будучи богом. — Какого монстра он убил?