Книга Горящий лабиринт, страница 6 – Рик Риордан

Несмотря на это, её глаза вызывающе горели. Стразы по-прежнему сверкали на кончиках кошачьих очков. Я уже понял, что не стоит сбрасывать со счетов Мэг МакКэффри, пока её стразы всё ещё блестят.

Она порылась в своих пакетиках семян, вглядываясь в названия.

— Розы. Нарциссы. Кабачок. Морковка.

— Нет… — Гроувер стукнул себя кулаком по лбу. — Арбутус выглядит как… цветущее дерево. Проклятье, я должен это знать.

Я с пониманием отнёсся к его проблемам с памятью. Я должен был помнить много вещей: слабости стриксов, ближайший секретный выход из Лабиринта, личный номер Зевса, чтобы позвонить и умолять о спасении. Но мой разум был пуст. Ноги начали дрожать. Возможно, то был знак, что скоро я снова смогу ходить, но это не ободрило меня. Мне некуда было идти, разве только для того, чтобы выбрать, где умереть: наверху или внизу.

Мэг продолжала перебирать пакеты с семенами.

— Брюква, глицинии, пираканта, земляника…

— Земляника! — Гроувер крикнул так громко, что я принял это за очередной призыв паники. — Вот оно! Арбутус — это земляничное дерево!

Мэг нахмурилась.

— Земляника не растёт на деревьях. Она из рода Fragaria, семейство розовые.

— Да, да, я знаю! — Гроувер заламывал руки, будто он не мог выговорить эти слова достаточно быстро. — Арбутус из семейства вересковых, но…

— О чем вы двое говорите? — спросил я. Мне было интересно, не воспользовались ли они вай-фаем стрелы Додоны, чтобы посмотреть информацию на botany.com. — Мы вот-вот умрём, а вы спорите о родах растений?

— Fragaria достаточно близка, — настаивал Гроувер. — Плоды арбутуса выглядят как земляника. Вот почему он называется земляничным деревом. Однажды я встретил дриаду арбутуса. У нас завязался большой спор по этому поводу. Кроме того, я эксперт в выращивании ягод. Как и все сатиры в Лагере Полукровок!

Мэг с сомнением уставилась на пакет с семенами земляники.

— Даже не знаю.

И тут дюжина стриксов снова ринулась на нас снизу, яростно вопя хором в предвкушении возможности выпотрошить нас.

— ДАВАЙТЕ УЖЕ СВОЙ ФРЭГГЛ-РОК! ^[3] — завопил я.

— Fragaria, — поправила Мэг.

— ДА КАКАЯ РАЗНИЦА!

Вместо того, чтобы бросить семена земляники в пустоту, Мэг разорвала пакет и рассыпала их вдоль края пандуса со сводящей с ума медлительностью.

— Поторопись, — я нащупал свой лук. — У нас секунд тридцать.

— Погоди, — Мэг высыпала последние семена.

— Пятнадцать секунд!

— Жди, — она отбросила пакетик и опустила ладони на семена, будто собираясь играть на клавишном инструменте (что, кстати, у неё не очень хорошо получается, несмотря на мои попытки научить её).

— Хорошо, — сказала она. — Давай.

Гроувер поднял свою флейту и начал играть неистовую версию «Strawberry Fields Forever» в трехдольном размере. Забыв про лук, я схватился за укулеле и начал подыгрывать. Я не знал, поможет ли это, но если мне предстояло быть разорванным на части, то, по крайней мере, я бы хотел сыграть Beatles перед этим.

Едва стриксы приготовились напасть, как семена взорвались, словно батарея фейерверков. Зелёные ленты выгнулись дугами, мостами перекинувшись через пустоту к противоположной стене и порождая новые лозы, похожие на струны гигантской лютни. Стриксы запросто пролетели бы между ними, но вместо этого они сошли с ума, сворачивая, чтобы избежать растений, и сталкиваясь друг с другом в воздухе.

Тем временем стебли стали толще, развернулись листья, распустились белые цветки, и земляника созрела, наполнив воздух сладким ароматом.

Помещение содрогнулось. Везде, где земляника касалась камня, кирпич трескался и рассыпался, давая землянике удобное место для корней.

Мэг оторвала руки от воображаемых клавиш.

— Лабиринт… помогает?

— Не знаю! — ответил я, яростно наигрывая аккорд в тональности гармонического фа минор. — Но не останавливайся!

Земляника с нереальной скоростью раскинулась по стене зеленой волной.

Я едва успел подумать: «Ого, представьте только, что бы эти растения могли сделать при солнечном свете!», как куполообразный потолок треснул, будто яичная скорлупа. Сияющие лучи пронзили тьму. Обломки камней обрушились градом, раня птиц и задевая земляничные лозы (которые, в отличие от стриксов, почти сразу же восстанавливались).

Как только солнечные лучи коснулись птиц, те закричали и рассыпались пылью.

Гроувер опустил свою флейту Пана. Я опустил укулеле. Мы с изумлением наблюдали, как растения продолжали расти, переплетаясь до тех пор, пока земляничный батут не затянул всё пространство у наших ног.

Потолок разрушился, явив нам сияющее голубое небо. Из пролома, как из открытой печки, повеяло горячим сухим воздухом.

Гроувер поднял лицо к свету и шмыгнул носом. На его щеках блестели слёзы.

— Ты ранен? — спросил я.

Он уставился на меня. Видеть глубокую печаль на его лице было больнее, чем смотреть на солнечный свет.

— Запах тёплой клубники, — сказал он. — Прямо как в Лагере Полукровок. Прошло столько времени…

Я ощутил непривычную боль в груди и похлопал Гроувера по колену. В Лагере Полукровок, тренировочном полигоне для греческих полубогов на Лонг-Айленде, я провёл не так много времени, но сейчас понимал, что он чувствует. Я задавался вопросом, как там поживают мои дети: Кайла, Уилл и Остин. Я вспомнил, как сидел с ними возле костра, пел «Моя мама была Минотавром» и ел обгорелые маршмеллоу с палки. Такие прекрасные товарищи — большая редкость, даже в бессмертной жизни.

Мэг прислонилась к стене. Её лицо было болезненно-бледным, а дыхание неровным.

Я порылся в карманах и нашёл надломленный квадратик амброзии в салфетке. Я хранил её не для себя. Будучи смертным, я не мог отведать пищи богов без риска спонтанного самовозгорания. Но Мэг, как оказалось, не всегда проявляла готовность съесть свою порцию.

— Ешь, — я вложил салфетку в её руку. — Это поможет параличу пройти быстрее.

Она сжала челюсть, будто собираясь закричать: «Я НЕ ХОЧУ!», затем, видимо, решила, что не против снова обрести способность двигать ногами, и принялась грызть амброзию.

— Что там? — спросила она, нахмурившись на голубое небо.

Гровер вытер слезы с лица.

— Мы сделали это. Лабиринт привел нас прямо к нашей базе.

— К нашей базе? — я был рад узнать, что у нас есть база. Я надеялся, что это означает безопасность, мягкую кровать и, возможно, кофемашину.