Книга Поклонник, страница 32 – Анна Джейн

– Что не получится? – сквозь зубы спрашиваю я.

– Испепелить меня взглядом.

– Если ты… если ты меня любишь, почему так ведешь себя? – выдыхаю я.

– Так – это как? – любопытствует Матвей.

Как же тяжело!

– Не как влюбленный.

– Я должен ползать перед тобой на коленях и умолять дать мне возможность коснуться твоих ног? – язвительно спрашивает он.

– Это ты организовал нападение? – спрашиваю я.

Он смотрит на меня так, будто готов меня задушить.

– Зачем?

– Чтобы выглядеть передо мной героем.

На лице Поклонника мелькает отвращение.

– Не беси меня. Я не всегда такой добрый.

Его голос приобретает резкие и неприятные нотки, будто бы я оскорбила его.

Мне хочется обозвать его, заставить уйти из моей квартиры, но вместо этого я говорю:

– Прости. Правда, прости.

Я думала, что он примет извинения, но нет – голос Матвея режет еще глубже, делает еще больнее.

– Никогда и ни у кого не проси прощения всерьез. Это признак слабости. Поняла? Мне не нужна слабая.

– Тогда ищи сильную, – громко говорю я – капель в голосе дрожит, – а не сиди в моем доме рядом со мной.

И когда я уже нахожусь на пределе, когда эмоции накалены, а руки отчего-то становятся ледяными, будто похолодели от ненависти, Матвей Веселов вдруг делает то, чего я меньше всего от него жду.

Он опускается на пол, садится у моих ног, словно верный пес, и кладет голову мне на колени. Я замираю – внутри что-то ломается.

– Я схожу по тебе с ума, – тихо, без язвительности и насмешек, говорит Матвей, и мне кажется, что его голос становится бессильным, слабым и будто бы обреченным.

– Ты стала моим наваждением, Ангелина. Так тебе понятно?

– Встань, – растерянно прошу я. – Пожалуйста, встань.

– Любить – это ломать гордость, – отвечает он, не собираясь вставать. – Мне тяжело принять эту любовь. Я могу быть не тем принцем, которого ты представляла. Говорят, у меня скверный характер и я скор на расправу. Но я правда схожу по тебе с ума. Смешно, да? Я думал, в моей власти весь мир, а потом увидел тебя.

– Где? – удивленно спрашиваю я.

– Ты шла со стаканчиком «Старбакс» в руках, а позади тебя небо было золотым и розовым от заката. Я ехал мимо, увидел тебя. Пошел следом. Ты меня не замечала, переписывалась с кем-то, а я не сводил с тебя глаз. Проводил до самого дома, а потом пришел снова, чтобы увидеть тебя. И снова. И снова.

Не знаю, что отвечать на это.

– Ты веришь в случайности? – спрашивает Матвей.

Его голос мягкий – кажется, что я глажу темно-синий бархат.

– Нет, – отвечаю я.

– Я тоже. Но благодаря случайности встретил тебя. Забавно, да?

Зачем-то я запускаю пальцы в его черные волосы. Они удивительно мягкие, и я осторожно перебираю их, боясь вздохнуть – вдруг он услышит.

– У тебя рука была в крови, – вспоминаю вдруг я нашу встречу у подъезда, когда я его ударила. – Почему?

– Зацепился на тренировке, – отмахивается он.

Мы сидим так час или больше. За окном совсем глухая ночь. Она тихо дышит порывами ветра, заглядывает в окно фонарями, но больше не пугает. Я знаю, что все происходящее дико неправильно, но во мне нет ни желания, ни сил что-нибудь изменить. Я просто глажу его по волосам, а он не поднимает головы с моих колен. Кажется, мы оба умиротворены.

– Ты странный, – говорю я.

– А ты разве нет? Ты тоже странная, принцесса. Максимально странная. Ходишь с этим дурацким ножом для писем.

– Ты меня запугал.

– Я не хотел.

– Если… если я так понравилась тебе, почему просто не мог познакомиться? – задаю я очевидный вопрос. – У тебя проблемы с девушками?

– У меня проблемы с самим собой, – хмуро отвечает Матвей и наконец поднимает голову с моих колен. – Я же сказал – любовь ломает гордость. Ты сломала меня. Я не знал, что делать. А когда хотел что-то сделать, ты останавливала меня своими поступками. Наверное, и правда я странный. Псих.

Он встает и идет к окну, открывает его, запуская в дом ночную прохладу, и смотрит вдаль. А я смотрю на него.

– Зачем ты звонил в дофомон? – спрашиваю я, ежась от холода.

У меня миллион вопросов. Я не знаю, верить этому человеку или нет.

– Напился и решил признаться, – смеется он. А ты отвергла меня. Знаешь, как скверно было? Так долго решался, а меня не пустили на порог.

– Ты меня пугал и пугаешь до сих пор.

– Да ладно. Я не такой уж и плохой.

Я иду к Матвею. Теперь я стою за его спиной и рассматриваю его, запоминая каждую деталь. Он кажется слишком чужим и при этом безупречно близким.

– Спрашивай, – разрешает Матвей, зная, что я не могу молчать.

– Почему перестал присылать цветы?

– Ты жаловалась всем и каждому, что у тебя дома оранжерея, – хмыкает он.

– Я говорила об этом только Алисе!

– Значит, все-таки жаловалась. – Матвей оборачивается. – Но на самом деле, какой смысл посылать цветы человеку, который этого не ценит?

Я вспыхиваю.

– Может быть, не стоило посылать четное количество? Это пугает.

– Я несуеверный. Люблю круглые числа, – хмурится он. – В числах, где есть ноль, присутствует ощущение завершенности. А знаешь, что я не люблю?

– Что?

– Когда мои подарки отдают другим. Ты отдала цветы.

В его голосе нет обиды. Это констатация факта, но мне становится неловко.

– Следил, да?

– Ждал тебя около университета. Хотел признаться. Но с твоими цветами вышла другая. Черт побери, это меня разозлило. А потом еще и этот парень с белой гривой.

– Стас?

– О да, Стас.

Я слышу злость.

– Вылез откуда-то этот Стас.

На тему Стаса мы не успеваем поговорить – звонит его телефон. Матвей достает его и для разговора уходит в прихожую. Лишь кидает мне:

– Важный звонок.

Он разговаривает долго – кажется, по работе, и голос его при этом ровный и монотонный. Матвей довольно молод, однако занимает пост в «Аутем-групп» и решает важные вопросы, связанные с бизнесом. Для меня это как-то дико – я привыкла, что большинство парней его возраста (а сколько ему точно лет?) не такие. Они более открытые, легкомысленные, не обладают подобной ответственностью. И подобными деньгами, разумеется, тоже. Хотя, надо признать, в своей толстовке, простых джинсах и кроссовках Матвей тоже выглядит абсолютно обычным. Только вот у него айфон последней модели, наручные часы А. Lange & Söhne и кольцо, которое стоит каких-то неприличных денег при условии, что камни на нем действительно бриллианты.