Онлайн книга «Невидимый город»
|
У Сивела было два главных номера: во-первых, он читал старинные баллады, переделанные им на собственный лад, а во-вторых, одаривал собравшихся собственными стихами. Темы у него было тоже всего две: проклятия прелюбодеям и призывы истреблять ведьм. Каким-то образом в его мозгу образовался твердый сплав из этих двух идей: все женщины – ведьмы, они соблазняют и губят мужчин, настоящий мужчина должен, помолясь Солнцу, взять ближайшую к нему ведьму за косы, поставить на колени и учить уму-разуму, пока не вышибет из нее весь злой дух. В кабачке его терпели, потому что терпели всех, а кроме того потому, что очень многие в городе поклонялись Солнцу и задирать того, кто поет ему хвалу, было бы неосторожно. Поэтому когда Сивел заводил свои песни, все с каменными лицами просто утыкались носами в кружки, а Сивел меж тем разливался соловьем: Пусть Солнце вас выжжет каленым железом, Развратницы гнусные, грязные скоты, Те, что совокупляются с несчастными мужами По кустам и канавам, на чердаках и в подвалах, На сундуках и в бочках, на рынках и в свиных закутах, Сгиньте, подлые и бесстыжие, те, что с помощью фальшивой красоты Заставляют нас за собою бегать и красться в ночи, Те, что подначивают мужчин на войну, пожары и разрушения, Разгромы, крушения и убийства. Сгиньте, отхожие ямы для нашего семени, Смеющие открывать рот и извергать непристойности. Сгиньте, рожающие в грязи, прячущие по углам ветошь со своей мерзостной кровью, Одержимые тысячей отвратительных страстей, Быстроногие и голодные волчицы, Растрачивающие нажитое непосильным трудом состояние мужа, Крадущиеся по крышам домов, дворцов и башен в объятия любовников, Обдирающие можжевельник, Чтобы избавиться от плода в чреве и дальше утолять свою похоть, Злобные сплетницы, прикармливающие ворожей и гадалок, Дрянные бабенки, жадины и сквернавки, грабительницы и лгуньи, Завистницы, нерадивые сумасбродки, Раскрашивающие лица и волосы, Гордящиеся своими румяными щеками, а также пышным и оттопыренным задом, И выставляющие все это напоказ, Чтобы совратить мужчину – любимого сына Солнца, Чтобы заставить его уподобиться мерзким тварям, Зовущимся женщинами, И утратить все свое достоинство. Это могло продолжаться довольно долго. По счастью, у поэта бы красивый звучный голос, а в декламацию он вкладывал неподдельную страсть, так что, пропуская смысл его речей мимо ушей, самим выступлением можно было даже наслаждаться. В своеобразном уме и чутье Сивелу нельзя отказать: он приметил Десси в первый же день, уцепил глазом в толпе, нутром почуял, с какой яблони упало это яблочко, и тех пор, стоило Десси появиться внизу, в общем зале, он встречал и провожал ее стихами. Причем ему даже хватило соображения не пытаться ущучить ведьму посредством собственных стихов, для нее он приберегал старинные баллады. Особенно он любил «Балладу об Улаве и Кари», в которой мудрая мать предостерегает сына от чар жены ведьмы: «Верхом вчера я видела Кари, Эльфы лесные вокруг танцевали. Белый медведь вместо коня Вез ее среди ясного дня. Вместо уздечки сверкающий змей Кольцом извивался в руке у ней». – «Так клеветать на Кари негоже, Кто это сделал, прости того боже!» – «Не расти траве, не плодиться зверю, Если матери сын не поверит!» Любимым эпизодом Сивела был, разумеется, тот, в котором прозревший супруг принимался за справедливое возмездие. Дрожащим от восторга голосом поэт декламировал прямо в спину Десси: Он Кари бил, покуда мог, Рубашку порвал и тело иссек, Он Кари бил, что было мочи, Тело поникло, рубашка в клочьях
[8]. Концовку, в которой выяснялось, что несчастную женщину действительно оклеветали, Сивел всегда благоразумно забывал. Разумеется, Сайнем был вне себя и на второй день даже принялся уговаривать Десси пошутить над глупым поэтом – так же, как она пошутила над глупым колдуном в «Горшке и подкове». Он предлагал разные интересные идеи и свою помощь, но Десси только покачала головой: «Без толку. Он внутри пустой. Такого ничем не возьмешь». Затевать банальную драку – тоже некстати: не хотелось обижать Тами Младшего. За исключением Сивела, Сайнему в этом кабачке нравилось практически все, а особенно то, что здесь можно понаблюдать и за бедняками, и за аристократией, самому не бросаясь в глаза. Волшебнику, два года не бывавшему в столице, это было очень на руку. Поэтому он решил просто не обращать на Сивела внимания, тем более что и Десси Сивеловых выпадов совершенно искренне не замечала. * * * Когда на дубовой двери трактира звякнул медный колокольчик, приветствуя новых гостей, Самый Младший толкнул Сайнема локтем и шепнул: «Глядите, вот и Дарина зазноба пожаловала, вон тот, в сером плаще». Сайнем глянул и едва не прослезился: ему показалось, что это сама его утраченная молодость пришла его проведать в образе трех стройных и богато одетых молодых людей: один с лютней, второй с соколом на плече, и все трое с короткими мечами в богато украшенных ножнах. Юноша в сером был как раз без лютни и без сокола, зато изрядно пьян: двое других практически несли его к столу, поддерживая под локти. Устроившись за столом, повесив лютню на стену и усадив сокола на жердочку в углу, они первым делом заказали чашу ледяной воды, которую и вылили своему товарищу частично на голову, частично за шиворот. Дарина зазноба тряхнула головой, протерла глаза, обругала приятелей и потребовала вина: «За дохлую собаку Кельдинга я буду пить до самого утра! Чтоб он к себе в могилу утянул всю свою семейку, всех своих дружков-солнцепоклонников, да и дивов впридачу!» Одна из сестер близняшек с кувшином вина вплыла в комнату. На сей раз Сайнем ни на мгновение не усомнился, что это Дарин и что молодой человек – тот самый, о котором она просила в «Горшке и подкове»: глаза девушки, ее лицо, походка, голос, любое движение было наполнено любовью, не заметить которой не смог бы, кажется, даже слепой. Однако юноша в сером заинтересовался кувшином куда больше, чем прекрасной Дари. Не решаясь обратиться к любимому, Дари тихо спросила у юноши с лютней: – Может, вы поесть что-нибудь пожелаете? – Пожалуй, стоит, – согласился тот. – Что у вас нынче горячего? – Суп с потрохами и пирог со свининой. – Пойдет, тащи сюда. Сама с нами выпить не хочешь? Дари улыбнулась: |