
Онлайн книга «Черный Леопард, Рыжий Волк»
– Я находила девочек, кого моя судьба ждала, и спасала их от мужиков, кто толкал их на это. Потом я забирала их на Манту. Вот у них я в долгу. Найке же я всегда говорила, что ничего ему не должна. – Почему ты не убил ее? – спросил Леопард, когда я вышел на улицу. – Кого? – Мать Найки. Почему? – Вместо того чтобы убивать ее, я рассказал ей про его смерть. Не спеша. Во всех подробностях, вплоть до того, какие звуки издавались, когда ему в три удара шею оттяпали. «Оставьте меня – вы оба», – сказала она. На обратном пути к дому старого лорда Леопард заметил: – Глаза твои все так же не ведают, когда губы твои лгут. – Что? – Да только что. Все это представление про мать Найки. Ты совсем не поэтому ее не убил. – В самом деле, Леопард, расскажи-ка мне. – Она была матерью. – И! – Ты все еще сочувствуешь таким. – Такая и у меня была. – Нет, у тебя не было. – Ты теперь лучше меня знаешь? – Ты сам только что сказал: была. – Ты зачем меня туда привел? – Нсака Не Вампи просила Сестру короля. Следопыт, по-моему, она полагалась на твою жалость. – Она ее не просила. – А ты думал, попросит? – Она хочет, чтобы плод в одно время и на ветке висел, и у нее во рту сладостью исходил. – Умей прощать, Следопыт. – Мне все равно. Мне безразличны Нсака Не Вампи эта Королева, и, сколько бы лун ни прошло, мне безразличен этот малец. – Етить всех богов, Следопыт, что ж тебя заботит? – Когда мы отправимся в Гангатом? – Отправимся обязательно. – Наши дети к тебе имеют такое же отношение, как и ко мне. Как ты можешь допускать, чтоб они сидели там? – Наши дети? А-а, стало быть, ты считаешь, что можешь судить меня? До того как Сестра короля рассказала тебе про белых ученых, когда ты видел их в последний раз? Словом перемолвился? Хотя бы думал о них? – Думаю я о них больше, чем тебе известно. – В последний раз, когда мы разговаривали, ты не говорил ничего подобного. Впрочем, что хорошего в твоем думании? Твое думание ни одного ребенка не приближает. – Так что ж теперь? Мы повернули на ту же дорогу, что и прежде, пошли по улицам. Двое на конях, похожие на стражников, проезжали мимо. Мы бросились в дверной проем. Старуха в дверях глянула на меня и насупилась, будто бы я был именно тем, кого она и ждала. Леопард по виду меньше всего напоминал леопарда, даже усы пропали. Кивком он дал знать, что мы можем идти. – Завтра ночью мы возьмем этого мальца раз и навсегда. Послезавтра мы отправляется в речные земли и забираем наших детей. Еще через день… кто, етить всех богов, знает? – говорил Леопард. – Я этих белых учеников видел, Леопард. Видел, как они работают. Им плевать на боль других. Это даже не злоба: они попросту слепы к ней. Они просто пресыщены самомнением от своего нечестивого умения. Не от того, в чем смысл его, а от того, насколько новым оно покажется. Я видел их в Долинго. – У Сестры короля все еще есть солдаты, все еще есть люди, кто верит в ее дело. Дадим ей помочь нам. Я встал как вкопанный. – Мы забыли кое-кого. Аеси. Его люди, должно быть, следили за нами на пути в Конгор. Двери – он знает о них, даже если ими и не пользуется. – Разумеется, дверь. Я ничего не помню. – Двери. Десять и еще девять дверей, и кровососы пользовались ими не год и не два. Потому и запах мальца в один миг мог быть прямо рядом со мной, а уже в следующий – за полгода пути. – Он, Аеси этот, за тобой в эту дверь прошел? – Я только что сказал – нет. – Почему? – Не знаю. – Значит, этот гиенин сучий сын либо охотился за вами в Миту или Долинго, либо, может, дурашка со своим войском нашел, что искал, такого и боги не высрали бы в Мверу. Никого от Короля в Конгоре нет, Следопыт, ни королевского каравана, ни батальона. Городской глашатай возгласил, что Король отбывает в день, когда мы приехали. – Ты простил малого? – спросил я. – В нашем разговоре погода меняется резко. – Ты хочешь, чтоб я вернулся к тому, как белые ученики режут и сшивают наших детей? – Нет. – Так Фумели с нами нет? – Разве ж он посмел бы пойти куда-то еще? – Он засмеялся. – Нам надо было другой дорогой пойти, – сказал я. – Ты недоверчив, как Бунши. – На Бунши я ни в чем не похож. – Не будем о ней. Мне хочется узнать, что было в Долинго. И об этом префекте, что пленил твой взор. – Ты хочешь знать, есть ли у меня с этим префектом отношения? – «Отношения»? Ты только глянь на себя и на то, как ты выражаешься. Этот малый из тебя всю грубость выколотил. Великолепнейший трахаль… или он что-то большее? – Такой разговор тебе удовольствие доставляет, Леопард, а не мне. – Етить всех богов, Следопыт! «Такой разговор тебе удовольствие доставляет». Тебе он очень нравился, когда я рассказывал, как мужики путешествуют мне в задницу и обратно. Я все тебе рассказал, а ты мне не рассказал ничего. Префект этот, мне лучше приглядеть за ним. Он занял какое-то место в тебе. Ты и не замечал даже, пока я этого не сказал. – Хватит болтать об этом, не то я уйду. – Теперь нам всего одного не хватает: бабы для О́го, какую не разорвет от одного взгляда на его… – Леопард, смотри, а то уйду. – Это не мешало тебе думать о детях? Говори правду. – Все, я ухожу. – Не вини себя. – Теперь ты меня обвиняешь. – Нет, признаюсь. У меня те же чувства. Вспомни, они были моими детьми еще до того, как хотя бы запах учуяли твоего прихода. Я защищал их от буша еще до того, как ты хотя бы узнал, что ты – ку. Хочу тебе еще одно показать. – Етить всех богов живые и мертвые – что? – Мальца. Леопард повел меня почти к концу квартала Галлинкобе-Матьюбе, где число домов и постоялых дворов заметно поубавилось. Мимо рабских лачуг и жилищ свободных людей, туда, где люди занимались разного рода ремеслами. Никто не забредал в ту часть улицы, кроме жаждущих послать что-нибудь в могилу тайн или купить что-то, что можно купить только в Малангике. «Я чую запах колдовства на этой улице», – сказал я Леопарду. Мы вышли на улицу, наполовину затопленную водой. Стояли тут большие дома дворян, кого наводнения потеснили на север, в квартал Таробе. Большинство этих домов были давно разграблены или рухнули в болотистую грязь. Но один дом все еще стоял: на треть под водой, со сломанными башенками на крыше, с выбитыми черными окнами, с обваливающимися боковыми стенами, в окружении погибших деревьев. Двери на фронтоне не было: так и казалось, что это приглашение к набегу, пока Леопард не пояснил, что это как раз то, что нужно. Любой нищий, до того дурной, что стал бы искать убежища в доме с дырой в дверном проеме, пропал бы, не оставив ни слуху ни духу. Мы стояли за какими-то мертвыми деревьями в ста шагах от дома. В одном из темных окон на мгновение вспыхнул голубой свет. |