Онлайн книга «Леди-плутовка»
|
Изабел подошла к Каллуму, взяла его за руку, и они пошли дальше. Он делал вид, будто ничего не заметил, и старался не думать, что давно уже не видел столь благородного поступка. – Стоит выйти за ворота дома, и столкнешься с множеством обыденных преступлений, – вздохнула она. – Иногда я жалею, что замечаю эти преступления. Но если бы не замечал, не мог бы помочь. И на что тогда я гожусь? – Я знаю ответ на этот вопрос, но, думаю, вам не нужны другие ответы, кроме собственного. Ее голос был спокойным, тихим, почти неслышным за уличным шумом. Ветерок раздувал и уносил клочья черного дыма, на мгновение открывая подмигивающую звезду, а затем снова пряча ее за дымом и туманом. – Там много есть такого, чего лучше не замечать, и невероятно много такого, на что лучше бы отреагировать. – Я всегда помню о законе и верю своим ощущениям, что правильно, а что – нет. Изабел обдумала сказанное. – Это имеет смысл. Хорошо бы, то и другое шло рука об руку. – Закону всегда сопутствует чье-то ощущение того, что правильно. Но этот кто-то, возможно, много веков назад был королем, а следовательно, голодному мальчишке или продавцу пирогов это вряд ли что даст. – Дженкс! Привет! – донеслось из ближайшего переулка, и вперед выступила знакомая фигура. – Джейни! Как поживаешь? – вежливо приветствовал Каллум осведомительницу. Изабел она показалась очень странной: закутана во множество шалей и явно добавила себе пышности, надев множество нижних юбок. Джейни была человеком множества талантов: подрабатывала проституткой, воровала кошельки, но также бойко торговала краденой одеждой и часто носила свой товар. Вероятно, для того, чтобы лучше прятать украденное. Каллум пожал плечами. Он делал все возможное, чтобы не знать деталей, в противном случае придется арестовать ее. Снова. Чересчур много арестов, и он потеряет хорошего осведомителя. Джейни махнула ему рукой и вернулась к разговору с двумя молодыми людьми, вероятно потому, что их расстроила встреча. Изабел тоже выглядела расстроенной. Как только они отошли на достаточное расстояние, она сухо заметила: – Очень хорошенькая женщина. – Вы так считаете? – Конечно. И всякий бы посчитал на моем месте. – Помолчав, она спросила: – Вы хорошо ее знаете? Он сдержал улыбку. – Насколько это необходимо. Джейни – одна из моих осведомительниц. В Лондоне полно людей, обладающих острым зрением и слухом, которым деньги никак не помешают. Мы пользуемся их талантами, а они опустошают наши карманы. И обычно нам об этом известно. – Он быстро оглянулся. – Возможно, сегодня она слишком занята, чтобы залезть в чей-то карман. – Все ваши осведомители молоды и красивы? – Хотелось бы, чтобы вы спросили это в присутствии Беззубого Джима. Или старого Ранса Макгилливре, который ничего не слышит без слухового рожка. Зато глазам его могут позавидовать люди куда моложе. Или Эллен Черч, бывшей беспризорницы, которая… – Хорошо-хорошо, я поняла. – Так что красота не имеет ничего общего со способностями хорошего информатора. – Может, для Беззубого Джима и нет. – Изабел обошла кучку навоза. – Но Джейни красота помогает. Она наверняка добудет больше информации от мужчин, если им понравится ее лицо. Каллум вытянул шею, пытаясь высмотреть чертову стоянку кэбов. – Возможно. Таковы обычаи в высшем обществе? – Разумеется. Красота дает неоправданные преимущества. – Вам лучше знать. Слова сорвались с языка прежде, чем он успел сдержаться, и Изабел поперхнулась: – Сэр, это комплимент? Дженкс решительно задушил в себе противоречивые чувства. – Я просто хотел сказать, что вы красивы. И не знаю, заслуживают ли неоправданные преимущества комплимента. – Наверняка нет, по крайней мере в отношении меня, поскольку в красоте лица нет моей заслуги. А вот и кэб! Давайте наймем его, если никто не успел очистить мой карман. Никто не успел ее обворовать: возможно, благодаря длинному плащу или булавке, которой она пристегнула кошелек к карману. Каллум назвал кучеру адрес на улице, проходившей недалеко от дома Изабел. Она одобрительно улыбнулась: – Теперь мы можем вернуться так же незаметно, как сбежали. Поездка была недолгой, и вскоре они вышли из экипажа. Прогулка до Ломбард-стрит была спокойной. Воздух был на удивление чистым, пешеходов почти не встречалось. Интересно, отметила ли Изабел разницу и что подумала при этом? Ожидая у крыльца, Каллум наблюдал, как она поднимается по ступенькам, как дворецкий открывает дверь. Сейчас она переступит порог… Адский шум. Какофония из треска, грохота, визга и лая покатилась по ступенькам на улицу. Какого черта? Каллум рванул наверх, игнорируя дворецкого, который едва успел посторониться, и сжал руку Изабел. – Постойте, пожалуйста. Сначала я посмотрю, все ли безопасно в доме. – Мисс Уоллес, – пояснил Селби, – в утренней комнате. С ней все в порядке. Изабел и Каллум молча переглянулись и пошли на звук, следуя прямо в утреннюю комнату. Почему дворецкий так невозмутим? Может, дворецким полагается всегда быть невозмутимыми? Странные создания. Дверь открылась, и перед ними предстал полный хаос. Источником шума оказался пес Бринли: бегал по всей маленькой комнате и с упоением заливался лаем. При этом ничто не преграждало ему путь, поскольку стол был сдвинут к стене, а стулья беспорядочно расставлены по периметру комнаты. По столешнице были разбросаны ломаные кексы и бисквиты. Остальные лакомства лежали на серебряных блюдах. Молодая растрепанная блондинка с выбившимися из-под шпилек локонами швыряла кусочки еды бегавшему песику. За окнами уже темнело, поэтому повсюду горели свечи, отбрасывая на стены гротескные шевелящиеся тени. Над всей суматохой царила большая картина с дородными обнаженными вакханками, с любопытством взиравшими на происходящее. Бог Вакх расплескал на них вино, но пьяными казались присутствующие. Изабел откашлялась. – О! Блондинка повернулась и неловко швырнула следующий кусочек, попавший прямо на рукав Каллуму. Это оказался миндальный орешек. – Тетя Изабел! Я не знала, что вы… смотрите! Я тренировала собаку! Так это и есть ее подопечная, знаменитая Люси, ради которой он согласился исправить зло, причиненное тем, кого уже не было в живых. Она выглядела молодой и невинной, у нее была пышная грива светлых волос и свобода движений человека, еще не привыкшего контролировать каждое свое слово и поступок. |