Книга Кронштадтский детектив, страница 35 – Олег Мушинский

— Ёшкин кот, — проворчал я, поднимая оружие. — Я думал, он за ножом полез.

Матвеев хмыкнул что-то неопределенное. Присев рядом, я похлопал дьякона по щекам. Тот тихо, не открывая глаз, застонал.

— По-моему, ты малость перестарался, — проворчал я.

— Это бывает, — равнодушно отозвался Матвеев.

— Ну, тогда тебе его и тащить, — подвел я итог.

Матвеев легко забросил тщедушного дьякона на плечо.

— Вот все время ты на мне ездишь, — проворчал городовой.

— Это не я, это он, — поправил я.

Матвеев снова фыркнул, и мы направились к выходу, сопровождаемые почетным эскортом из пяти полицейских. Люди, спешившие на поезд, удивленно оборачивались, но никто не задержался. Лезть в дела полиции у нас не принято.

— Слушай, — сказал Матвеев, когда мы вышли из здания вокзала. — А ты его сам вычислил, или Степаныч подсказал? Или мы тут вообще на удачу прикатили?

— Сам вычислил, — ответил я. — У инспектора по этой части снега зимой не выпросишь. Сегодня с утра пораньше сочинял рапорт по делу, ну и на свежую голову сообразил.

— И как?

— Ну, мысль такая, — поведал я. — Чтобы графа подрезать по второму разу, надо было знать, что он еще живой. А кто знал? Только графиня да, возможно, дьякон.

— А капитан? — спросил Матвеев, понизив голос и кивнув на шагавшего рядом Ветрова.

Тот, погруженный в свои мысли, этого не заметил. Или не счел нужным замечать.

— А ему-то зачем? Граф перчатки и так отдал.

— Ясненько. А графиня как отпала?

— Тут больше интуиция, — признал я. — Эти покушения на графа какие-то сумбурные. Не получилось раз, не получилось два, ну куда дальше с ножом-то лезть? Заметался наш преступничек, заторопился. А кому там имело смысл спешить? Тому, кто знал — приехал Ветров, причём приехал тайно, а стало быть, приехал, скорее всего, за перчатками. О приезде Ветрова знали только сам граф и дьякон.

— Кто-то мог случайно увидеть, как капитан входит в дом, — возразил Матвеев.

— Мог, — согласился я. — Но мог ли он быстренько вызвать нашего покойника? Вряд ли тот околачивался поблизости. Значит, его позвали заранее, а из дому выходил опять же только дьякон. И выходил он, зная, что приехал Ветров. Но, в принципе, тут варианты возможны. Поэтому мы и устроили этот спектакль. Для гарантии, так сказать.

— Хитро, — признал Матвеев. — Я бы не додумался.

— Вот поэтому я — агент, а ты — городовой, — усмехнулся я. — Видишь разницу?

Матвеев подумал пару шагов, потом сказал:

— Честно говоря, нет. Мы оба гоняемся за какими-то головорезами, вместо того чтобы, как все нормальные люди, проводить время в кругу семьи. Вся разница, что нашу добычу я на себе тащу, так, знаешь, оно ведь и до службы так было. Сколько я твоих дирижбамбелей перетаскал.

— Не дерижбамбелей, а воздушных шаров, — поправил его я. — Они, как и дирижабли, относятся к классу летательных аппаратов легче воздуха, но…

Матвеев шумно фыркнул.

— Ну ты, Ефим, ври да не завирайся. Я ж эти твои аппараты, как сейчас вот этого жулика, на плече нёс, так что про «легче воздуха» ты кому-нибудь другому втирай. И вообще, где уже наши сани?

— Вон ждут, — ответил я, показывая направо.

ДЬЯКОН ОЧНУЛСЯ, УЖЕ когда мы вернулись в Кронштадт. Может быть, и раньше, но всю дорогу он полулежал, куда его Матвеев определил, и не шевелился. В отделение дьякон вошел сам, хмуро глядя себе под ноги. Наш дежурный Семен оформил арестанта, и мы отправились на второй этаж, в кабинет инспектора.

Вениамин Степанович пил чай и листал мой отчет по делу.

— Садитесь, Феофан, — сказал инспектор.

Дьякон опустился на стул посреди кабинета и застыл, сумрачно глядя в пол. Я прошел на свое место. Раскрытый на недочитанной статье журнал так и лежал на столе. Я заложил его обрывком бумажки и отложил в сторону. Семен приготовился вести протокол допроса, но Феофан угрюмо молчал.

Так прошла минута. Инспектор мягко откашлялся и предложил дьякону облегчить душу чистосердечным признанием. Феофан глянул на него исподлобья и ответил, что ей такая мелочёвка не поможет.

— Надо же, — сказал инспектор. — И даже возможность получить срок поменьше вас не привлекает?

Дьякон ответил, что нет. Тут даже мне стало интересно.

— Первый раз вижу преступника, который не хочет скостить срок.

— А я его точно получу? — равнодушно спросил дьякон. — Я, может, еще побрыкаюсь в суде.

— Это ваше право, — спокойно молвил инспектор, прихлёбывая чай. — Вот только нам есть чем вас стреножить. Во-первых, ваше покушение на капитана Ветрова сегодня. Во-вторых, на кортике, которым был ранен граф, остались отпечатки пальцев. Уверен, что, когда мы сравним их с вашими, сходство будет стопроцентное.

— Отпечатки? — переспросил дьякон.

— Да, отпечатки пальцев, — терпеливо повторил инспектор. — Есть такая методика для опознания преступника. Новая, но достаточно действенная.

Дьякон озадаченно посмотрел на свои ладони.

— Руки как руки, — буркнул он. — Как у всех.

— А линии на подушечках пальцев — не как у всех, — сообщил инспектор. — Они, знаете ли, у каждого человека уникальные. Вы, конечно, можете сказать, что случайно касались кортика раньше, как и револьвера графа, однако после вашей сегодняшней выходки с пистолетом суд вряд ли вам поверит. И на свободу вы выйдете очень не скоро.

— А смысл? — равнодушно бросил дьякон.

— Не понял, — протянул инспектор. — Смысл чего? Выхода на свободу?

— Угу. Что мне на ней делать?

— Неужели совсем нечего?

Феофан отрицательно помотал головой.

— Сколько мы за этим золотишком гонялись, — проворчал он. — Думали, наконец-то заживем как люди. А теперь всё. Привет. Так уж лучше в тюрьме, чем под забором. Там хоть кормят.

Дьякон вздохнул, и на миг с его лица словно бы маска упала, позволив мне увидеть за ней усталого и не раз битого жизнью человека. Потом он снова уставился в пол.

— Ну, как хотите, — промолвил инспектор. — Тогда позвольте всего один вопрос: когда вы стреляли в человека в халате — вы полагали, что стреляете в графа, или же знали, что стреляете в своего сообщника? Он, кстати, был на тот момент уже мертв, и в его убийстве вас не обвинят.

Дьякон поднял на него глаза.

— Этот сообщник, как вы его называете, был моим братом, — сказал он. — Ваш капитанишка его прирезал, а его с поцелуями на свободу проводили. Зря я на сиятельство подумал. Капитанишка бы у меня с ножа точно не соскочил.

— Вот как? — инспектор покачал головой. — Должен заметить, что смерть брата — это смягчающее вашу вину обстоятельство.