Онлайн книга «Волоколамское шоссе»
|
На стол ложились одна за другой прочитанные страницы. В какую-то минуту, не поднимая склоненной головы, Панфилов нашарил на столе карандаш, сделал пометку на полях. Вот заостренный графит вновь легонько коснулся бумаги. Еще одна страница перевернута. Опять поднялся карандаш. Панфилов почесал острым кончиком в затылке и оставил страницу без пометки. Потом и вовсе отложил карандаш. Последний листок содержал лишь несколько строк текста. Панфилов долго глядел на них, очевидно, обдумывая прочитанное. – Убедительно! – произнес наконец он. – Слов нет, убедительно! Вы, товарищ Дорфман, оказали мне услугу. – Сделал, товарищ генерал, что мог. Панфилов глядел в окно. – Действительно, ведь получается, – продолжал он, – что с нас нечего спрашивать. На подступах к Волоколамску героически дрались… Проявили такое упорство, что… – Он повернулся к Дорфману. – Это, товарищ Дорфман, у вас крепко изложено. Отдаю должное вашему перу. Однако не в лад со словами одобрения черные брови генерала были изломаны круче обычного. Это, конечно, заметил и Дорфман. – Вы же сами, товарищ генерал, вчера высказали эти мысли… Панфилов не откликнулся; по-прежнему сосредоточенно он рассуждал вслух: – После сдачи города сохранили стойкость, не пустили немцев по шоссе, восстановили фронт в нескольких километрах от Волоколамска. Об этом вы опять-таки ясно и сильно Написали. Какой же, товарищ Дорфман, вывод? – Вывод, товарищ генерал, сам собой напрашивается. – Вывод таков: сдать дело в архив, оставить без последствий. Я не ошибаюсь? Легким наклоном головы Дорфман выразил согласие. – Что же выходит? Там, – Панфилов показал в сторону Волоколамска, – там мы, товарищ Дорфман, сдрейфили, потеряли город… А теперь сдрейфили и тут… – Как? Где, товарищ генерал? – Здесь… – Панфилов тронул прочитанные страницы. – Здесь та же половинчатость; та же нерешительность… – Товарищ генерал, я же хотел… – Знаю, товарищ Дорфман, понимаю. Не вас я упрекаю. Но скажите: зачем нам вести дело к тому, чтобы лишь уйти из-под удара? Почему избегать грома? Пусть он грянет! – Накликать, товарищ генерал, я бы не стал… – Конечно, мне, товарищ Дорфман, будет неприятно, если за ошибки я буду смещен или получу взыскание. Но все же давайте-ка наберемся мужества, скажем о них открыто. Скажем так, чтобы нельзя было наложить резолюцию: «В архив. Оставить без последствий». Дадим бой, товарищ Дорфман. А? Дорфман слегка выпрямился, задорно блеснул карими глазами. – Я, товарищ генерал, готов. – А я в этом и не сомневался. Панфилов прошелся по комнате, подумал. – В чем была наша ошибка в бою за Волоколамск? – проговорил он. – В том, что, несмотря на приобретенный уже опыт, я еще следовал уставной линейной тактике. – Не вполне так, товарищ генерал, – поправил Дорфман. – Да, вы правы. Не вполне… Мы ее уже сознательно ломали. Примеров этому немало. Взять хотя бы решение об использовании резерва. Генерал повернулся ко мне: – Видите, добрались, товарищ Момыш-Улы, и до вас… Я послал ваш батальон, приказав захватить, занять господствующую высоту. Это уже был отход от линии, от построения в линию. Но нерешительный, неполный, половинчатый… Ибо следовало, несмотря на прорыв линии, оставить ваш батальон в городе, поручить вам держать город. Думаю, что вы и сейчас бы еще дрались там… Вот это и надо написать, товарищ Дорфман. – Слушаюсь, товарищ генерал. – Написать остро, как это вы умеете, товарищ Дорфман. Сказать ясно и определенно: была совершена ошибка. Ее суть в том, что недостаточно решительно было нарушено изжившее себя, хотя и записанное в уставе, построение войск в оборонительном бою. Напишите так, чтобы… Чтобы дело без последствий не осталось. Разумеется, соблюдите меру, скромность. А насчет упорства, героических боев – все это сохраните. Пусть это останется на своем месте. Вы меня поняли? – Понял. Даем бой. – Вот-вот… Сдавать города хватит! Сдал, так отвечай: как и почему. Не будем же, товарищ Дорфман, заниматься составлением уклончивых ответов. Не ограничившись примером, касавшимся моего батальона, Панфилов еще некоторое время говорил с капитаном о неудаче в бою за Волоколамск. – Понятно, товарищ генерал, – произнес Дорфман. – К вечеру сделаю. – Нет, скоро делать – переделывать… Лучше и ночку посидите. Утром приходите ко мне снова. А ежели наша бумага опоздает на денек… Что же, за это головушку не снимут. Ну-с, товарищ Дорфман, ни пуха ни пера. Отпустив Дорфмана, Панфилов обратился ко мне: – Видите, товарищ Момыш-Улы, даем бой нашему уставу. Ведь уставы создает война, опыт войны. Существующий устав отразил опыт прошлых войн. Новая война его ломает. В ходе боев его ломают доведенные до крайности, до отчаяния командиры. Вы сами, товарищ Момыш-Улы, его ломали… Панфилов приостановился, глядя на меня, давая мне возможность вставить слово, возразить, но я по-прежнему лишь слушал. – Ломали, а потом докладывали об этом мне. Я докладывал командующему армией. Он докладывал выше… Таким образом, прежде чем новый устав выкристаллизуется, прежде чем он будет подписан, тысячи командиров уже создают в боях этот новый устав. Подойдя к ошеломившей меня сегодня карте, Панфилов опять стал ее разглядывать. – Гм… Гм… Да, сопротивляемся малыми силенками. Теперь смогу их подкрепить. Слава богу, воскрес ваш батальон. Вы будете опять моим резервом. Второй полосой обороны. Я не скрыл удивления: – Второй полосой? Один мой батальон? – Постараюсь вас несколько пополнить. Возможно, придам средства усиления. Но их у меня не много. Горсточки, крупицы… – Но как же, товарищ генерал? Как же мы сможем? Что сможет сделать один батальон, несколько сотен человек с винтовками, если на них навалятся целые полки?! Где же наша армия? Где наша техника? Я снова высказывал Панфилову все, что томило, бередило душу. Возможно, с другим командиром дивизии я не позволил бы себе этой откровенности. Но Панфилов всей своей повадкой, своей склонностью делиться с подчиненным размышлениями, думать при нем вслух, искать его совета располагал к откровенности. Он и сейчас без тени осуждения, наоборот – с интересом, слушал меня. – Говорите, говорите, товарищ Момыш-Улы. Вы командир моего резерва. Мы с вами должны друг друга понимать… Я вновь спросил: – Неужели, товарищ генерал, всю вторую линию? Панфилов перебил: – Не линию, товарищ Момыш-Улы, не линию… Отвыкайте от этого слова. Смелей уходите из плена прежней линейной тактики. |