Онлайн книга «Волоколамское шоссе»
|
Карта лежала перед ним и теперь. Я ее сразу узнал: это был план города и окрестностей Алма-Аты. На ней лежали с отстегнутым ремешком карманные часы. Взглянув на часы, генерал быстро поднялся и, отодвинув тяжелое кресло, выбрался из-за стола. Походка была легкой, в ней не чувствовался возраст. Мы разговаривали стоя. Панфилов то прохаживался, то останавливался, заложив руки за спину и слегка расставив ноги. – Так вот, товарищ Момыш-Улы, – начал он, – дивизии пока нет. Ни штаба нет, ни полков, ни батальона. И вам, значит, командовать некем. Но все это будет, все это мы сформируем. А пока вам придется мне помочь. Я хочу с вами посоветоваться… Генерал шагнул к столу, перелистал бумаги, нашел нужную, взял толстый красный карандаш, повертел и, обернувшись ко мне, сказал: – Вот, товарищ Момыш-Улы, самый глупый карандаш на свете. – Почему, товарищ генерал? – Потому что им пишут резолюции, – шутливо ответил он и продолжал: – Этим карандашом, не зная дела, очень легко все, что угодно, решить в две минуты. Провел черту на карте и готово: вопрос решен. Наложил резолюцию – и готово: вопрос решен. Возьмите-ка его, чтобы он мне не попадался. Но и сами, товарищ командир батальона, пореже пользуйтесь им. Передав с улыбкой карандаш, он затем озабоченно спросил: – Как вы думаете, где бы нам побыстрее полудить котлы? В моем взгляде выразилось, вероятно, изумление, и генерал разъяснил: – Ведь наша дивизия будет вроде ополченской: она формируется сверх плана. На новенькое рассчитывать нечего. И требовать не станем. Пришлось отвечать и на многие другие, большей частью такие же странные вопросы, причем я не мог отделаться от впечатления, что Панфилов интересуется тем, чем, казалось бы, не пристало интересоваться генералу. Напоследок, протянув бумагу, он дал мне поручение. – Тут указаны адреса помещений, – сказал он, – которые выделены нам для формировочных пунктов. Надо взглянуть, проверить, все ли они подходящи. Посмотрите дворы, будет ли где шагать, имеются ли кухни, плиты, кипятильники? Я опять удивился: прилично ли генералу заниматься этим? Отдавая мне список и вглядываясь в мое лицо, Панфилов спросил: – Вы поняли меня? – Да, товарищ генерал. Он взял часы. – Сколько времени вам для этого понадобится? – К вечеру сделаю, товарищ генерал. Круто изломанные брови недовольно поднялись. – Что значит – к вечеру? – К шести часам, товарищ генерал. Он подумал. – К шести… Нет. Доложите мне об исполнении в восемь часов. Проходили дни, я исполнял мелкие поручения генерала. Меж тем рождалась дивизия, прибывали командиры. Однажды, выйдя от Панфилова, я увидел: навстречу идет полковник артиллерии. У него были длинные ноги и длинное лицо с двумя резкими морщинами у рта. Я посторонился. Полковник взглянул на мои петлицы и остановился. – Артиллерист? – отрывисто спросил он. – Да, товарищ полковник. – В мое распоряжение? – Не могу знать. Назначен командиром батальона. – В пехоту? Как так? Идемте к генералу. По ходу разговора у генерала я понял, что стремительный полковник был только что прибывшим командиром артиллерийского полка нашей дивизии. – Прикажите ему, товарищ генерал, отправиться в мое распоряжение. И пусть принимает сегодня же дивизион. Панфилов обратился ко мне: – А вы, товарищ Момыш-Улы, что об этом думаете? Справитесь с дивизионом? – Нет, товарищ генерал, не справлюсь. Панфилов уселся поудобнее. В сощуренных, монгольского разреза глазах мелькнуло любопытство. Такова была одна из его черточек: не погашенное возрастом, удивительное в его годы любопытство. Он, казалось, с интересом ожидал: «А ну, что скажете вы, полковник?» – Как не справитесь? – сердито спросил полковник. – Батареей командовали? – Да. – Ну и хорошо… Или, может быть, вместо вас послать в дивизион майора? Может быть, окончившего академию? Таких ни одного нам не дадут. Прошу, товарищ генерал, считать вопрос решенным. Но я почтительно и твердо сказал: – Я, товарищ генерал, обязан быть честным. С дивизионом не справлюсь, мое образование недостаточно. Знаете ли вы, кто виноват в моем упорстве? Профессор Дьяконов, даже и не подозревающий, вероятно, о моем существовании. Ему, автору капитального трехтомного труда «Теория артиллерийского огня», поклоняются артиллеристы. Не зная высшей математики, окончив после средней школы лишь девятимесячные артиллерийские курсы, я не совладал с этим сочинением. Какой же из меня командир дивизиона, как я буду управлять сосредоточенным огнем батарей, если не могу вычислить выстрел «по Дьяконову», не умею дать точного «дьяконовского» залпа? Впоследствии, наблюдая артиллерию и артиллеристов на войне, я понял, что прав был не я, а полковник. Война – лучшая академия, и, повоевав, я командовал бы не хуже других и не посрамил бы артиллерии. – Чего же вы хотите? – спросил полковник. – Батарею, – сказал я. – Что вы! У меня младшие лейтенанты сидят на батареях. Хотите в штаб, помощником начштаба? У меня вырвалось: – Боже избави! Генерал, с интересом следивший за нашим разговором, рассмеялся: – Напрасно, товарищ Момыш-Улы, напрасно… Штаб не обязательно бумага. И не обязательно красный карандаш… – Какой красный карандаш? – спросил полковник. – Это, мне кажется, и к вам относится, полковник, – шутливо сказал Панфилов. – Потом вам расскажу. Затем, став серьезным, добавил: – Я подумаю. Идите, товарищ Момыш-Улы. Продолжение последовало в эту же ночь. Я был дежурным по штабу. Панфилов работал далеко за полночь. Как обычно, он вызывал и вызывал командиров. Рождалась дивизия. В пустующие летом школы, ставшие пунктами формирования, приходили в эти дни из города и окрестных колхозов призванные в армию – сплошь немолодые, тридцати – тридцати пяти лет, не побывавшие, в большинстве, на военной службе. В этот час они – будущие панфиловцы – спали. Наконец и у нас, в большом каменном доме, стало тихо. Скрипнула дверь, в коридоре послышались шаги. Я встал и оправил гимнастерку, узнав походку генерала. Он заглянул в открытую дверь. – Вы здесь, товарищ Момыш-Улы? Дежурите? |