Онлайн книга «Вечера на хуторе близ Диканьки. Том 1»
|
Страдает больно, видно, грудь; Душа страдает, жалко ноя; Ему теперь не до покоя./n О чем же думы крепки те? Дивится сам он суете: Как был измучен он судьбою; И зло смеется над собою, Что поверял своей мечтой Свет ненавистный, слабоумной; Что задивился в блеск пустой Своей душою неразумной; Что, не колеблясь, смело он Сим людям кинулся в объятья; И, околдован, охмелен, В их злые верил предприятья. — Как гробы холодны они; Как тварь презреннейшая низки; Корысть и почести одни Им лишь и дороги, и близки. Они позорят дивный дар: И попирают вдохновенье, И презирают откровенье; Их холоден притворный жар, И гибельно их пробужденье. О, кто б нетрепетно проник В их усыпительный язык! Как ядовито их дыханье! Как ложно сердца трепетанье! Как их коварна голова! Как пустозвучны их слова! И много истин он, печальный, Теперь изведал и узнал, Но сам счастливее ли стал Во глубине души опальной? Лучистой, дальнею звездой Его влекла, тянула слава, Но ложен чад ее густой, Горька блестящая отрава. — /n Склоняется на запад день, Вечерняя длиннеет тень. И облаков блестящих, белых Ярчее алые края; На листьях темных, пожелтелых Сверкает золота струя. И вот завидел странник бедный Свои родимые луга. И взор мгновенно вспыхнул бледный, Блеснула жаркая слеза. Рой прежних, тех забав невинных И тех проказ, тех дум старинных — Всё разом налегло на грудь И не дает ему дохнуть. И мыслит он: что это значит?.. И, как ребенок слабый, плачет. Дума Благословен тот дивный миг, Когда в поре самопознанья, В поре могучих сил своих, Тот, небом избранный, постиг Цель высшую существованья; Когда не грез пустая тень, Когда не славы блеск мишурный Его тревожат ночь и день, Его влекут в мир шумный, бурный; Но мысль и крепка, и бодра Его одна объемлет, мучит Желаньем блага и добра; Его трудам великим учит. Для них он жизни не щадит. Вотще безумно чернь кричит: Он тверд средь сих живых обломков. И только слышит, как шумит Благословение потомков./n Когда ж коварные мечты Взволнуют жаждой яркой доли, А нет в душе железной воли, Нет сил стоять средь суеты, — Не лучше ль в тишине укромной По полю жизни протекать, Семьей довольствоваться скромной И шуму света не внимать? Картина XVIII Выходят звезды плавным хором, Обозревают кротким взором Опочивающий весь мир; Блюдут сон тихий человека, Ниспосылают добрым мир; А злым яд гибельный упрека. Зачем же, звезды, грустным вы Не посылаете покоя? Для горемычной головы Вы — радость, и, на вас покоя Свой грустный стосковалый взор, Страстей он слышит разговор В душе, и вас он призывает, И вам он пени поверяет. Попрежнему всегда томна, Еще Луиза не разделась; Не спится ей; в мечтах она На ночь осенню загляделась. Предмет и тот же, и один… И вот восторг к ней в душу входит: Песнь стройную она заводит, Звучит веселый клавесин./n Внимая шуму листопада, Промеж деревьев, где сквозит Из стен решетчатых ограда, В забвеньи сладостном, у сада, Наш Ганц закутавшись стоит. И что же с ним, когда он звуки Давно-знакомые узнал, И голос тот, со дня разлуки Что долго, долго не слыхал; И песню ту, что в страсти жаркой, В любви, в избытке дивных сил, Под строй души в напевах яркой, Ее, восторженный, сложил? Чрез сад она звенит, несется И в упоеньи тихом льется: Тебя зову! тебя зову! Твоей улыбкою чаруюсь, С тобой не час, не два сижу, С тебя очей я не свожу: Дивуюся, не надивуюсь. * * * Поешь ли ты — и звон речей Твоих, таинственный, невинный, Ударит в воздух ли пустынный — Звук в небе льется соловьиный, Гремит серебряный ручей. * * * Приди ко мне, прижмись ко мне В жару чудесного волненья. Пылает сердце в тишине; Они горят, они в огне, Твои покойные движенья. * * * Я без тебя грущу, томлюсь, И позабыть тебя нет силы. И пробуждаюсь ли, ложусь, Всё о тебе молюсь, молюсь, Всё о тебе, мой ангел милый. * * * И вот почудилося ей: Чудесным заревом очей Возле нее блистает кто-то, И слышит вздох она кого-то, И страх, и дрожь ее берет… И оглянулась… „Ганц!“… О, кто поймет Всю эту радость чудной встречи! И взоров пламенные речи! |