Книга Дороги скорби, страница 74 – Павел Серяков

— Эй, сладкая Цыпа! — повторил все тот же голос, что велел Хенричу заткнуться. — Цыпа, ты оглохла?

Она не могла понять, кто и, главное, откуда обращался к ней, и уже собиралась выбежать на улицу, но дверь с грохотом закрылась.

— Кузен хочет тебя, а могла бы остаться с дядей.

— Цыпы, — голос кузена стал громче, — приведите её ко мне. Да поживее.

Хмельные бабы быстрее Фриды сообразили, к кому обратился Кузен, и одна, на вид самая старая, направилась к Фридиротее и тут же влепила той пощечину.

— Кошечка. Когда к тебе обращается Кузен, нужно делать все точь-в-точь, как он того хочет.

— Я не кошечка.

Баба вновь ударила Фриду, и лютня выпала из её рук, а следом за инструментом на пол упали несколько капель крови.

— Ты не смей на меня так смотреть, мелкая сучка!

Фрида зажала разбитый нос и послушно опустила голову.

— Жизель, — заговорил с бабой Хенрич. — Ты ейную рожу не порть.

— Без тебя разберутся.

— Ц-ы-п-а! — медленно и на всю корчму прогремел голос Кузена. — Я не привык ждать!

Баба схватила Фриду за волосы и поволокла вверх по лестнице, туда, где в просторной комнате в кресле восседал однорукий мужик с лысым, как колено, черепом.

— Здравствуй, цыпа, — Кузен облизал губы языком. — Заждался я тебя.

Фрида молчала. Она видела, как Хенрич присвоил себе лютню Яна Снегиря. Позже, став уже совсем взрослой, она поймет, что в тот момент она плакала в последний раз. За слезы потаскуха Жизель ударила Фриду еще несколько раз. Так сильно, что девочка упала на деревянный пол. Стиснув зубы, она поднялась.

— Волчица растет, — Жизель нервно перебирала бусы, висящие на слишком длинной и худой шее. От её платья пахло пивом и потом. — С клиентами ладить не станет.

— Цыпа, погляди на дядю, — Кузен оскалился в щербатой ухмылке. — Да… Взгляд, в натуре, поганый.

— А я о чем говорю.

— Воспитаем. Как тебя зовут, цыпа?

— Фрида.

— Нет, Фридой зовут кого-то другого. С этого дня ты Луиза.

— Хорошее имя, — причмокнула Жизель. — Луиза, а ну, снимай платье.

— Нет, — ответила Фрида, — не сниму.

— Сними с нее платье, а будет противиться, так порви на лоскуты и дай цыпе грязный мешок.

Это платье ей купил Волдо и Юрек, когда они встретили на своем пути бродячего торговца. Девочка разделась сама, сложила подарок друзей на полу. Аккуратно. Ей не мешали.

— А теперь крутись вокруг себя.

Она повиновалась.

— Тощая, — сплюнул Слепой Кузен. — Едва ли и через год у нее будет за что подержаться.

Жизель влепила Фриде пощечину:

— Негодная девка!

— За что? — прошипела она. — Я же слушаюсь.

— Фигурой не вышла.

— Жизель, будь с Луизой мягче.

Единственная рука Кузена лежала на шкатулке с затейливым, врезанным в дерево замочком. Каждый раз, когда Кузен ударял по крышке костяшками пальцев, что-то внутри погромыхивало.

— Хенрич! — прокричал Кузен. — Эй, ты! Рыло!

— Я! — отозвался Хенрич снизу. — Чего изволите?

— Выглянь на улицу, поглянь, не идет ли кто за этой цыпочкой.

Звук отворяющейся двери.

— Нет, дорога пустая. Она одна приперлась. Я наблюдал за ней… — Хенрич решил, что этой информации Кузену недостаточно, и добавил: — Пока в отхожую яму накладывал.

Пьяные бабы нашли это смешным.

— В таком случае, цыпа, ты теперь будешь жить под моим крылом.

— Вы так добры, — Жизель скрестила на груди руки. — Ваш ангельский характер.

— Жизель.

— Да.

— Заткнись и проваливай. Да, шторку за собой прикрой.

— Но… Кузен.

— Иди отсюда, вобла! Да, скажи, много ли у нас сегодня гостей?

— Один.

— Буянит?

— Надрался и спит.

Кузен подмигнул Фриде:

— Слыхала, Луиза? Нас никто не услышит, остальные-то свои все.

Когда баба ушла, калека медленно, насвистывая какую-то мелодию, подошел к девочке и провел рукой по её животу. Фрида дернулась так, словно в том пролеске Гуго ударил ножом и её.

— Цыпа… — задыхаясь произнес Кузен. — Не бойся дядю.

— Я не боюсь, — но её трясло от страха. — Ты бойся.

Удар — и Фрида упала на пол вновь. На этот раз она выплюнула осколок зуба.

— Давай начнем сначала, — Кузен улыбнулся. — Дядя добрый, но не настолько. Поднимись.

Фрида вновь поднялась. Лишь затем, чтобы вновь упасть на пол. Щека горела огнем.

— Теперь ты будешь шёлковой?

— Да, — дрожащим голосом ответила сирота. — Чего ты хочешь?

— А что ты умеешь? А, цыпа?

— Готовить, чистить рыбу. Знаю грамоту.

Читать девочку учил Волдо. Она гордилась тем, что знает почти все буквы и смогла прочитать песню про аиста, которую друг написал для нее на куске пергамента.

Слепой Кузен омерзительно и гадко заржал. Вытирая слезы, он спросил её:

— Луиза, у тебя не было мужчины?

Она не ответила.

— Вот почему ты так боишься! Вот оно что! Ха! Сразу бы сказала.

Она молчала.

— Но ты не переживай, я буду очень нежен с тобой. Тебе понравится, обещаю!

Фрида не ответила.

— Надень свою тряпку и спускайся вниз, попроси у… А… Тебе, один диавол, ничего не скажет это имя. Короче, там есть Хенрич. Он на входе штаны просиживает. Есть мои курочки. А есть еще мужик-корчмарь. Ростэк его имя.

Она не ответила, но слова о тряпке запомнила.

— Ты пьешь водку?

— Нет.

— Тем хуже для тебя. Пойди к корчмарю. Как его зовут? — указательным пальцем он ткнул её в лоб. — В глаза смотри. Повтори, как зовут дядю, к которому ты пойдешь.

— Ростэк.

— Верно. Скажи, что Кузен послал тебя за водкой. Той, на груше, что он бережет для особого случая. Скажи, что случай настал.

Она не ответила.

— А потом вернись ко мне, и мы будем резвиться. Все поняла?

Она не ответила и вновь упала на пол, сплевывая кровь, сочащуюся из разбитой губы.

— Повтори, что я сказал.

— Взять у Ростэка водку на груше для особого случая. Вернуться, и мы… Будем.

— Смелее.

— Резвиться, — выплюнула она вместе с кровью. — Так хорошо?