Книга Дороги скорби, страница 75 – Павел Серяков

— И будет только лучше.

— А теперь надевай тряпку. Ты моя цыпа, не стоит всем на тебя глядеть, — он приоткрыл шторку и жестом привлек внимание Хенрича. — Следи за ней, чтобы, спустившись с лестницы, она пошла к Ростэку. Ясно тебе?

— Ясно.

— А потом. Что потом ты будешь делать?

— Прослежу, чтоб вернулась обратно.

— Хенрич, а я-то думал, что ты совсем болван, а гляди, все еще на что-то годишься.

— Спасибо, хозяин.

Фрида надела платье. Сделала все, как ей велели. Бабы внизу не сводили с нее глаз. Корчмарь сочувствующе покачал головой, а гад и мерзавец Хенрич пытался настроить лютню, принадлежавшую погибшему неподалеку поэту.

— Я цацки для крали своей украду

И ейное сердце в придачу, — гундосил Хенрич. — Эх! Звучит, сука! Во инструмент!

Пропойца, что прежде спал, поднялся и шатаясь побрел к корчмарю.

— Пивка, — произнес он. — Подлей пивка.

— Сперва девка скажет, — перебил корчмарь единственного гостя. — За чем он тебя отправил?

— За водкой на груше… Случай настал.

— Мать его… — выругался корчмарь. — Девка, помог бы, да эта… Падла. Идти некуда. Водки, говоришь? Обожди немного, я в погреб спущусь.

Фрида заметила, что просивший пива гость перестал покачиваться и еле заметно расшнуровал куртку.

— Ты была у Кузена? — спросил он её. — Что-нибудь интересное видела? Думай быстрее.

— Шкатулка.

— Полная или пустая?

— Полная.

Судя по звуку гремящей посуды, корчмарь нашел, что искал.

— Тебе будет жалко Кузена?

— Нет.

Хенрич затянул похабную песню. Бабы вновь зашлись хохотом. Все, кроме Жизель. Мужчина со шрамом на лбу незаметно для всех вложил в руки Фриды крохотную склянку. Налей это в водку. Сама не пей.

— Поняла.

— Когда Кузен схватится за горло, хватай шкатулку и беги отсюда. Постарайся не смотреть по сторонам.

— Поняла. Из корчмы направо. Где право знаешь?

— Да.

— Покажи правую руку. Понятно. Молодец.

— Он поколотит меня. Он или тот, — Фрида кивнула на новоявленного музыканта. — Они не пустят меня.

— Бежишь направо и ждешь меня за колодцем. Там есть колодец и рядом боксы для лошадей.

— Но.

— А вот и водка! — корчмарь вылез из погреба, держа в руках пузатую бутылку в соломенной оплетке. Зубами вырвал пробку, положил в карман фартука. — Скажи главарю, что это последняя и надо поберечь. Водка-то хорошая.

Глаза мужчины в кожаной куртке заблестели, и вновь он заговорил вдрызг пьяным голосом:

— Пивка бы! Срань ты медвежья, здесь не монастыриный двор, чтоб я трезвел!

Фрида растерянно глядела на того, кто еще мгновение назад был трезв и говорил серьезно.

— Ты уже и так надрался. Весь вечер лакаешь, — Ростэк оглядел клиента с ног до головы, прикидывая, что у того можно стянуть. Немного подумав, улыбнулся: — Денежку вперед. Тут не монастыриный, как ты выразился, двор, за спасибо не кормят.

Мужчина положил перед корчмарем монетку, и тот боле не задавал вопросов.

Фрида шла по лестнице и остановилась перед самой занавеской.

— Цыпа, — прошептал Кузен, — заходи, я заждался.

Девочка вырвала из склянки пробку и перелила её содержимое в бутылку. Пустую склянку аккуратно положила на пол.

Однорукий уже успел снять рубаху и медленно снимал портки.

— Давай сюда. Точно не хочешь?

— Нет.

— А я не откажусь. Нас ждет ночь любви, и потому я хочу немного расслабиться. Снимай платье.

Он дождался, пока его приказ будет исполнен, и только потом выпил.

— Бодрит, сука. Ух! Горло дерет. Ну. Давай уж! Честь честью, но и прощаться с ней нужно уметь.

Кузен усадил Фриду на край стола и провел рукой по её волосам.

— Свежая, — он откашлялся. — Один момент, не в то горло пошла, — откашлялся еще раз и еще приложился к бутылке.

Кулаком он постучал себя в грудь, словно пытаясь откашляться, и отошел от стола, покачиваясь и что-то бубня себе под нос, высунулся в окно. Вены на его шее вздулись. Фрида видела это. Видела, как краснеет лицо Кузена.

Он упал на колени и еще раз ударил себя в грудь.

— Гадина, — прохрипел Кузен, а потом, как и говорил мужчина в кожаной куртке, схватился за горло и захрипел. Кажется, даже обмочился.

Фрида быстро накинула на себя платье, схватила со стола шкатулку и бросилась вниз, оставив ублюдка корчиться на полу. Оставила умирать в комнате, забитой всякими безделушками, которые хозяин заботливо собирал и расставлял по своим местам.

— Ты этот лад зажми, — говорил незнакомец Хенричу. — Увидишь, как заиграет.

Лютня издала приятный для слуха звук.

— Спасибо, брат! — радостно произнес смердящий козлом мужик и, увидев сбегающую по лестнице Фриду, закричал: — А, курва! Обворовала!

Корчмарь вытащил из-под стола дубину. Бабы, чуя неладное, испуганно поприжимались к стене.

— Закрой глаза! — прокричал мужчина в кожаной куртке. — Живо!

Фрида послушалась и была близка к тому, чтобы кубарем покатиться с лестницы. Она не видела, как кадык Хенрича рассек зажатый между пальцами незнакомца тычковый нож, не видела потока крови, но слышала, как испуганно заверещали потаскухи.

— Я тебя! — взревел корчмарь. — Ах, ты!

Девочка поскользнулась, но незнакомец не дал ей упасть.

— За колодцем, — повторил он и вытолкнул её в холодную осеннюю ночь.

Юрек выпил пиво залпом.

— А ведь он спас твою жизнь.

Фрида кивнула головой.

— Ты узнала его имя?

— Да.

— Ну, не томи!

Она смочила кусок хлеба в молоке и, прожевав, ответила:

— Рихтер. Но называл себя Крысой.

— Крыса?

— Да.

— Я слышал только об одном Рихтере, которого зовут Крысой, — Юрек тщательно выбирал слова. — В какой-то степени он столь же известен, как и наш Волдо. Только ремесло у него иное.

Дрожа от холода, она прижималась спиной к замшелым камням колодца. Журавль скрипел на ветру. Безлунная, беззвездная ночь прямо сейчас звенела от ужаса. Кони волновались в боксах и взрывали копытами перемешанную с песком солому. Фрида ощупала пальцами разбитое лицо, и только сейчас до нее дошло, что Кузен собирался сделать с ней то же самое, что сделали Врановы солдаты с её мамой. Девочку вырвало.