Онлайн книга «Безлюдные земли»
|
– Соллентуна. В ухе у Бергера отреагировала Ди: – Мы немедленно начинаем проверять. Бергер сделал глубокий вдох и спросил: – Вы можете описать, что там тогда происходило? – Чарльз сказал, что я должна поехать туда на велосипеде. – Что точно он сказал? – Но я же не помню. – Думаю, помните. Попытайтесь. Это был первый раз. Вы спросили зачем? – Да. Но мне нельзя было спрашивать. – Вы просто должны были делать то, что говорит Чарльз? – Да, мы так договорились. – И что же вы должны были сделать? – Только стоять там и смотреть. – А где именно? Вы помните, где в Соллентуне? – Там были высокие дома, много высоких домов. На парковке внизу мигали синие огоньки. Все было огорожено. Я там и встала. Ничего особенного не происходило. – Много высоких домов? Какая улица? Мальмвеген? Ступвеген? – Я не знаю, как она называлась. – Вы помните, как вы ехали? Вдоль железной дороги? Под автомагистралью? – С тех пор прошло больше двух лет. – Вы же не ведете счет времени? – Да, вдоль железной дороги, под магистралью, дальше в гору. Потом в сторону от железной дороги. Одна кольцевая развязка, другая. Оттуда уже недалеко. – Ступвеген, – сказал Бергер. – Центр района Хеленелунд. Парковка действительно находится ниже многоэтажек. – Там были лестницы, ведущие к домам. – И когда это происходило? Вы помните что-то, кроме того, что было лето? – Нет. Было тепло. Бергер прервался. Все шло на удивление гладко. Однако огонек в глазах Натали Фреден потух. Но оставались еще несколько моментов, которые надо успеть прояснить до необходимого перерыва. Бергер спросил: – Какая фамилия у Чарльза? – Не помню. Что-то обычное. – На-сон? Андерссон, Юханссон? – Нет. Что-то на манер Бергстрёма… – На манер Бергстрёма? Вы имеете в виду вроде Лундберг, Линдстрём, Берглунд, Сандберг? – Да, хотя ни одна их этих. Ди была наготове и суфлировала Бергеру на ухо: – Шёберг? Форсберг? Окерлунд? Нет. – Бергман? Лундгрен? Хольмберг? Сандстрём? Нет. – Линдквист? Энгстрём? Эклунд? – Может быть, – сказала Фреден. – Довольно похоже. – Которая? – Первая. – Линдквист? – Хотя не совсем… – Лундквист? Линдгрен? – Он говорил, что на конце должна писаться h [2]. – Стрёмберг? Линдберг? – Да, точно. Линдберг. С h на конце. Бергер вальяжно раскинулся на стуле и глубоко вздохнул. – Charles Lindbergh, – произнес он с американским акцентом. – Вот оно что. «Счастливчик Линди». «Дух Сент-Луиса». Вы видели когда-нибудь имя Чарльз Линдберг на бумаге? Видели его водительские права или паспорт? – Нет, но он очень настаивал на этой h. – Могу себе представить. Чарльзом Линдбергом звали американца, который первым перелетел через Атлантику. В 1927 году, если быть точным. Ваш хозяин украл имя реальной личности и присвоил себе. Ровно так же, как вы поступили с Линой Викстрём. – Что? – Мы знаем, что это вы звонили сообщить, что видели Эллен Савингер в доме в Мерсте. Вы сыграли роль соседки, Лины Викстрём, которая, как вы знали, находится в отъезде. Вы знаете намного больше, чем пытаетесь изобразить, Натали. – Не понимаю, о чем вы. – Нет, ну конечно, нет. Тогда он включил запись на своем мобильном. Донесся женский голос: «В общем, я действительно уверена, что только что видела, ну, вы знаете, ее, ее, ту девушку, через окно. Хотя я все же не совсем уверена, что это была она, но на ней была эта, ну, не знаю, розовая лента на шее с тем греческим, неправильным таким, крестом, не знаю, то ли это православный, но она же прям настоящая блондинка, у нее не может быть греческих корней». Бергер нажал на экран, наступила тишина. Какое-то время он сидел и наблюдал за женщиной, известной ему под именем Натали Фреден. Она не смотрела ему в глаза. Он пытался свести воедино всю информацию – все, что говорилось здесь, в комнате для допросов, и все, что он знал из других источников. Чтобы сложилась непротиворечивая картина. Не получалось. Действительно не получалось. – Научно доказано, что это ваш голос, Натали, – сказал он наконец. Она по-прежнему смотрела в сторону. Бергер продолжил: – И все же человек, который звонит в полицию и говорит все это, полностью отличается от того, с кем я говорю сейчас. Это заставляет меня думать, что это тоже роль, точно такая же, как Лина Викстрём. А вы совершенно другая. Она все еще сидела, отвернувшись. – Я хочу, чтобы вы посмотрели на меня, Натали, – спокойно произнес Бергер. – Я хочу, чтобы вы взглянули мне в глаза. Опять ничего. – Прямо сейчас, – сказал он. – Сделайте это сейчас. Ее лицо медленно повернулось в его сторону. Наконец, он заглянул прямо в голубые глаза. Взгляды могут скрывать, но взгляды никогда не лгут, так говорил его опыт. Что же он видел сейчас? Что-то нейтральное, внешне равнодушное, во всяком случае, недоступное. Это был совершенно другой человек по сравнению с тем, что он себе представлял. С тем, что ему внушили. Что он позволил себе внушить. Бергер заговорил: – Вы позвонили и рассказали о том доме в Мерсте, когда Чарльз Линдберг – а нам он известен как Эрик Юханссон – уже два дня как покинул его. Почему вы ждали два дня? Почему он хотел, чтобы вы выждали два дня? – Эрик Юханссон? – Почему вы ждали два дня? Почему вы должны были стоять у заграждений в этот раз, в Мерсте? Молчание. Судя по выражению лица, на лбу должна была бы образоваться морщинка, если бы не ботокс. – Если вы не читали по написанному, когда звонили в полицию, Натали, ваши слова доказывают, что вы не только знали о нахождении Эллен Савингер в доме, но и имели доступ к фактам, известным только полиции и преступнику. О розовой ленте с православным крестом знали только мы. И мразь. – Мразь? – Чарльз Линдберг и Эрик Юханссон – это только прозвища. А на самом деле его зовут мразь. И вы это тоже знаете. Ведь на самом деле он же не был к вам добр. Расскажите. |