Онлайн книга «Долгое дело»
|
— Вот, милочка. — Она протянула конверт подскочившей ассистентке. — В квартиру не поднимайся, опусти в почтовый ящик и сразу обратно. Я подожду здесь. Возьми такси, лаборатория оплатит. После каждого слова Вера заведенно кивала. Она не только была уже в брючном костюме и в изящной палевой накидке, но успела подкраситься и надеть свои вульгарные серьги. Ее лицо, свеженькое после дневного сна, было так простодушно, что у Калязиной мелькнула расслабленная мысль о ненужности затеянного. Но она умела давить расслабленные мысли. — Поспешай, милочка. Вера ответила лишь быстрым стуком каблуков. Аделаида Сергеевна осталась одна в квартире. Она скинула туфли, гулко вздохнула и вытянула ноги, шевеля пальцами в простом чулке. Теперь нужно ждать — двойная проверка началась. Да нет, тройная: ассистентки, ее квартиры и хвоста. И все-таки не зря ли? Проверки никогда не бывают лишними. Она должна верить этой Вере, как себе. До трех тут будет милиция, если ее ассистентку перекупил уголовный розыск. И милиция будет тут, если следят за ними и записку перехватят в пути. Тогда она посмеется над этими оперативниками: тогда она напишет высокохудожественную жалобу о том, чего стоит наша милиция, которая ловится, как рыбешка на муху. Бедная Рая Фортепьянцева, вся из себя, — ее потаскают. Калязина сунула ноги в туфли, поднялась и пошла по комнате — от входа, вдоль стены, как при обыске; пошла тихо и медленно, ни к чему не прикасаясь руками… Тахта, узкая, как селедка… Не из гарнитура, рублей на семьдесят. Стоит давненько, выцвела. Возле нее на полушкура. Вернее, шкурка. Что за зверь? Заяц, что ли? А тахта лишь для одной. Странно… Секретер с книжными полками. Ну конечно, «Три мушкетера» и Мопассан. Журналы мод, как говорится, всех времен и народов. Матрешечки, коробочки, куколки, сувенирчики… Большая фотография — портрет молодого нагловатого мужчины со вздорными усиками. Видать, тот муж, который объелся груш. Что-то вроде туалетного столика. Склянка на склянке. Крем на ромашке, крем на женьшене. Духи, господи, что за духи. Чуть получше тройного одеколона. Вот, кажется, польские — эти терпимы. А помада? Этой помадой не краситься, а писать на заборах неприличные слова… Да, не «Черный перламутр». А лак? Им пол красить. Нет, Веруша, с такой косметикой космонавта тебе не подцепить. Проигрыватель. Конечно, не стереофонический. Конечно, заезжен, как лифт. Поставлена пластинка. Бостоны и чарльстоны. А рядом лежит… Ого, классика. Неужели слушает? Ну, да она чувствительная. Сибелиус. Теперь каждый Сибелиус, каждый к себе тянет. Платяной тоненький шкафчик. Если она хорошо знает бабскую психологию, то паспорт там, под бельем… Калязина распахнула узкие створки и пошарила в одном из отделений. Затем сунула руку под другую пачку чистого белья. Под третью… Полиэтиленовый мешочек с паспортом и деньгами был в наволочках, лежавших стопкой, как свернутые блины. Деньги она даже не сосчитала. Ее интересовал паспорт. Все верно: Акимова Вера Даниловна. Профсоюзный билет, диплом… Калязина закрыла шкаф — проверка номер один закончилась. Она взяла какой-то журнальчик, села на тахту и опять скинула туфли. Но теперь они скинулись свободнее, сняв не только усталость, но и какое-то напряжение тела. Теперь можно и подремать. Неужели при таком интерьере Вера надеется подцепить дельного мужа? Теперь можно и подремать… Ключ, заходивший в замке, ее не шелохнул — только пропала сонная одурь и та легкость, которая прилила после опавших с ног туфель. Дверь открылась. Калязина слушала — одна пара каблучков, ее… Пока, еще четверть третьего. — Аделаида Сергеевна, отвезла. — Ну и слава богу. Теперь можно и кофейку. Вера захлопотала, стараясь угодить начальнице. Кофе сварила крепкий и огненный. Подала сливки, настоящие, натуральные, привезенные ей из совхоза. Неначатая, сбереженная коробка грильяжа. И тарелочка коржиков, выпеченных своими руками. — Со сливками? — спросила Вера. — Лучше с ликером. — У меня нет… — Тогда с ромом. — Тоже нет. — А какое вино есть? — Никакого… — Милочка, на дворе космический век. Расстроенная Вера не знала, что и делать. — Я схожу в магазин. — О, плохой тон. Будем пить черный. — Черный — так черный. — Милочка, что у тебя за лак? — Калязина поймала взглядом ее ногти. — Обычный, — обрадовалась Вера перемене темы и протянула руку. Аделаида Сергеевна осмотрела ее пальцы — на краску не было и намека. Но до трех оставалось еще полчаса. — У вас что-нибудь случилось? — неуверенно спросила Вера. — А заметно? — Вы какая-то… серьезная. — Высшая серьезность, милочка, заключается в том, чтобы воспринимать все с усмешкой. Вера притихла, сбитая со своего вопроса. Ответить подобным афоризмом она не могла, а простые слова, вроде «кушайте печенье», стесненно не шли. Но Аделаида Сергеевна вдруг спросила: — Веруша, как ты ко мне относишься? — Такой вопрос… — Понимаю, что искренний ответ на него получить трудно, но я спрашиваю не из праздности. — Очень хорошо отношусь… — Еще бы, я твой шеф, — усмехнулась Калязина. — Бывает, что и шефов не любят. — Редко. Интерес друг к другу, милочка, определяется социальным положением людей. Кто выше, тот и лучше. Для подчиненного начальник всегда интересен, а для начальника подчиненный почти никогда не интересен. — Значит, я вам не интересна? — решилась Вера на вопрос. — Милочка, тогда бы я не пришла. — А я вас уважаю больше всех. — Больше всех, Веруша, уважать надо только себя. Калязина польщенно улыбнулась. Иметь последователен, учеников, школу — не мечта ли? — А как ты, милочка, относишься к органам внутренних дел? — К милиции? Никак. Хотя… — замялась Вера. — Что «хотя»? — Она жизнь мою испортила. — Каким образом? Вера украдкой глянула на фотографию молодого человека с напыщенными усиками. — Я Вам не сказала… Муженек мой сидел. — И за что? — Он был директором склада. Приехала однажды ревизия, а у него в бочках вместо подсолнечного масла вода. В мешках вместо сахарного песка речной. Посадили, ну а потом он ко мне и не вернулся… — Вот, милочка, и мне милиция жизнь портит. — Я об этом читала в газетах, но так и не поняла, за что. — За что? — воодушевленно удивилась Калязина, доставая сигареты. — За что… |