Книга Долгое дело, страница 99 – Станислав Родионов

— Какой же смысл хлопать пустым патроном?

— Та дрянь хотела Рябинина запугать.

— А вы ее поймаете?

— Вот я и хожу тут…

— Да, вы остроумнее Рябинина, — окончательно решила она, так и не отведя глаз, не моргнув и не покраснев. — Извините, я заболталась, а работа ждет. Сейчас принесу стульчик.

— Зачем?

— Для вашего товарища, который будет сидеть у этой двери…

Из дневника следователя (на отдельном листке). Человек устроен сложно и тонко. И выпущен в мир, где все устроено просто и грубо.

Антимонин не любил уголовных дел, требующих оперативности, а говоря проще, спешки, разъездов и той суматохи, которая пыльным столбом крутится вокруг так называемых актуальных дел. Его привлекали дела солидные, долгие, многотомные, с отсрочками, со множеством экспертиз, — дела, которые звались «хозяйственными». У него и теперь было подобное дело — вот подшил пятый том. И вдруг вчерашний звонок начальника следственного отдела. Включиться в проверку заявления о взятке. Кто-то говорил, что Рябинин с закидонами. Кто-то говорил, что толковый. Кто-то говорил, что зануда. А кто-то, вроде бы Беспалов, говорил, что из Рябинина вышел бы хороший старший следователь. Впрочем, ему начхать: доложит заместителю прокурора города и спихнет кому-то из коллег.

В дверь постучали.

— Не принимаю! — крикнул Антимонин.

Свои не стучат, никого не вызывал, а для посторонних нет времени. Но все-таки вошли, тихо и пугливо, как входят кошки, неуверенные в реакции хозяина. Маленькая женщина в мягкой шерстяной кофточке. Таких женщин Антимонин определял за версту. Жалобщица, хлопочет за мужа.

— Вам кого? — спросил Антимонин тем отстраняющим тоном, который не оставляет никакой надежды на разговор.

— Старшего следователя Антимонина…

— Да, я.

— Хочу узнать о муже…

— В приемную, гражданка, в приемную.

Антимонин не любил людей, которые шли жаловаться, считая их сутягами и склочниками.

— Вчера вы были вежливее…

— Вчера?

— Да, у меня на квартире.

Антимонин блеснул очками в модной почти квадратной оправе — он слегка откидывал голову, отчего стекла иногда сверкали коротким лучом. Перед ним стояла невзрачная девушка в какой-то странной, дрожащей позе. Он ее видит впервые. Шантажистка? Это любопытно.

— Так вы утверждаете, что вчера я был у вас? — улыбнулся Антимонин, показывая золотые зубы.

— Я жена Рябинина.

— О, извините, не узнал.

Боже, да он ее дома и не видел. Что в нем блестит? Он же не в мундире. Нужно было дождаться Вадима. Боже, с чего начинать, что говорить, чтобы не сделать Сергею хуже? Этот блесткий человек вчера писал протокол и считал деньги…

— Да вы садитесь. Чем могу служить?

— Я хочу сделать официальное заявление.

— Пожалуйста, слушаю вас.

Старший следователь пошевелил пальцами бумаги, как бы показывая, что они под руками и дело за ее официальным заявлением.

— Деньги в книгу спрятала я.

— Зачем? — спросил Антимонин заигравшим голосом и как-то расправил плечи, словно за спиной у него были крылья, которые сейчас ему понадобятся.

— Копила на телевизор.

— У вас до сих пор нет телевизора?

— Сергей был против.

— Почему?

— Считает телевизор лишь информатором.

— И хорошо.

— Он считает, что телевидение не трогает сердца, а потому и не развивает личность.

— Оригинально. Но ведь информация — это развитие.

— Сергей говорит, что обилие информации вредит творчеству.

— Оригинально, — заключил Антимонин, разглядывая ее, словно всю эту теорию придумала она.

Лида вдруг увидела в лице следователя то незримое осуждение, которое замечаешь бог весть по каким приметам. Что же она делает? Ей хотелось, чтобы он оценил самобытность взглядов Сергея и стал думать о нем лучше. Но вышло наоборот. Не зная этого человека, она пришла открыто, а тут надо хитрить…

— Почему ж Рябинин на допросе не сказал, что деньги для телевизора?

— Он не знал.

— Муж — и не знал?

— Я хотела потихоньку купить и поставить. Он бы смирился.

— И долго копили?

— Месяца три откладывала.

— Кто-нибудь знал?

— Нет, никто.

— Тогда чем объяснить, что заявивший о взятке знал номера купюр?

— Да?

Вот как они ловят… Наверное, так ловил и Сергей. Больше он не будет. После этой истории он сразу же уйдет с работы, уйдет от преступников и от такого вот своего коллеги, к которому нельзя прийти с открытой душой. Она встанет перед Сергеем на колени и будет стоять до тех пор, пока он не напишет при ней заявление об уходе. Пусть работает библиотекарем — он любит книжки. Пусть вернется в геологию, к Гостинщикову техником.

— Я сказала не так.

— Ну, скажите так.

— Деньги я одолжила у разных людей, и номера мог кто-нибудь подсмотреть.

— Назовите этих людей, — попросил Антимонин и сделал бездельное движение рукой якобы за бумагой, чтобы записать фамилии.

— Да?

Некрасивая жена у Рябинина, немодная. В каком-то платочке, в какой-то бабушкиной кофте. Глаза кошачьи, иногда вроде бы зеленеют. Скуластенькая. Ведет себя странно: не то рассерженно, не то обиженно. Ей бы просить, ей бы заплакать. А она врет и не краснеет.

Лида даже не краснела. Боже, что говорить дальше? Да в надо ли — он не поверит, что бы она ни сказала. Не солнечный день, а его одолевает блеск, который прыгает с очков на рот, на золотые зубы. Она даже не краснеет. Умирающий не краснеет — он кричит.

— Я сказала не так…

— Скажите так.

— Я нашла эти деньги на улице и спрятала в книгу.