
Онлайн книга «Долгое дело»
— Тогда остается карр-камень. — Вадим, а не могла она при помощи отмычек прийти без нас? — Не могла, мы с нее глаз не спускаем… Из дневника следователя (на отдельном листке). Я не борец. Истинный боец не тот, кто радуется своим победам. Истинный боец тот, который способен получать удовольствие даже от поражений. Я же опустил руки, как сломанные. Ничего не могу с собой поделать и способен лишь на вспышку… Но ведь для борьбы нужны враги, а я в городской прокуратуре, среди друзей! Добровольная исповедь. Моему начальнику пришла бумага из прокуратуры с просьбой выслать мою характеристику. А зачем? Ах, закон требует учитывать личность преступника… А разве перед законом не все равны? Выходит, что Иванов, сантехник и выпивоха, не равен Петрову, профессору и лауреату? Тогда почему я должна жить скромно и убого? Васин с минуты на минуту ждал вызова заместителя прокурора города. Тяжелая дверь легко распахнулась, но высокий худощавый мужчина с тощей бородкой попал в кабинет вроде бы еще и раньше. — Достал «Времена года». — Вошедший показал диск-гигант. — Чайковского? — вежливо осведомился Васин, ибо по рябининскому делу мог приехать сотрудник любого ранга. — Неужели вы думаете, что у меня нет Чайковского? Это Вивальди. Гость сел в кресло, положил на колени пластинку и внушительно произнес: — Нус-с! — Я забыл ваше имя… — А ведь только вчера оно упоминалось в печати. — Извините, — догадался Васин, что перед ним тот руководитель, которого он обязан знать в лицо. — Рэм Федорович Гостинщиков, — галантно представился посетитель, приподняв пластинку над коленом, как шляпу над головой. — А кто вы? — осмелел Васин, память которого хранила все руководящие фамилии, но Гостинщикова там не было. — Гражданин Советского Союза. Васин облегченно распрямил плечи, но эта внутренняя легкость каким-то образом засуровила его голос и взгляд. — Граждан принимает дежурный прокурор на первом этаже. — Но у меня чрезвычайное сообщение. — Все к нему… — А разве закон не обязывает принять заявление о преступлении того прокурора, к кому оно поступило? Перед ним был сутяга, побывавший, видимо, и у дежурного прокурора, и у всех других. Проще записать его заявление, чем выпроводить. Васин взял лист чистой бумаги и ручку. — Слушаю вас… — Я засек шайку преступников. — Сколько человек? — Пока знаю двоих, но… — В чем их криминал? — перебил Васин, стараясь прежде всего выявить состав преступления: обыватель и подростков с гитарой считает шайкой. — Они намерены оклеветать и посадить достойного человека. — С какой целью? — А он на них непохож. Васин положил ручку, чтобы решить смешной вопрос. Бичом приемных были два сорта людей — сутяги и психи. Кто же этот? Костюм неопределенно-пыльного цвета. Рубашка линялая или уж такого незаметного салатного оттенка. Без галстука. Седые волосы. Узкие черные глаза, горевшие нездоровым блеском. Бородка, какие носили испанские идальго, дрожит, будто держится на двух-трех волосках. — А вам эта шайка… не показалась? — Я ж не псих. Только психи и стараются при первой возможности заверить, что они здоровые. — И чем же этот достойный человек на них непохож? — начал веселеть зональный прокурор: неплохая разрядка перед тяжким разговором у зама. Гостинщиков пугливо оглядел углы, подался к Васину через стол и тихонько, чтобы никто не услышал, сообщил: — Ничем. — Ну, внешностью, что ли? — Васин катнул ненужную авторучку: достаточно будет выслушать. — И внешностью. — Страшный? — Не так страшный, как непонятный. Они солидные, а он мальчуганистый. Они спокойные, а он издерганный. Они обстоятельные, а он порывистый. Они хитрые, а он простодушный. Они причесанные, а он лохматый. Они без очков, а он в очках минус восемь… Васин ощутил, как ему неприятно свело губы, наверное, в противную гримасу, в которой соединились вежливая улыбка, поздняя догадка и желание скрыть эту догадку. Он спросил уже по инерции и, как ему казалось, уже ни к чему: — И что же это за шайка? — Женщина и мужчина. — Кто же? — Теперь он спросил заинтересованно, хотя понимал, что дальше разговор продолжать глупо. — Э, Калязина и какой-то Васин. Зональный прокурор не нашелся и оттого бессмысленно смотрел на посетителя. Гостинщиков осклабился и стал походить на деревянного щелкунчика орехов, которых продавали в магазине сувениров. — А я этим хочу что-то сказать, — сказал он так, будто еще ничего не сказал. — Что вы хотите этим сказать? — Хочу сказать, что я на все способен. Пойти к прокурору города, поехать к Генеральному прокурору, попасть на прием в Президиум Верховного Совета… — А вы, гражданин Гостинцев… — Гостинщиков, ученый… — Не ждете, гражданин Гостинщиков, что я попрошу вас из кабинета? — Зачем? — удивился Рэм Федорович. — Я сказал все и сейчас уйду сам. Васин вновь умолк, задетый охранительной грамотой, ангелом пролетевшей мыслью. Самоуверенный. С бородкой. Ученый. Вполне возможно, что и крупный. Крупные ученые частенько смахивают на психов. Сказал ведь, что его имя вчера упоминалось в печати… — Товарищ Гостинщиков, — спросил Васин тоном прохожего, узнающего дорогу, — вы ученый в каком звании? — Доктор наук, — соврал Рэм Федорович и тут же пожалел, что не назвался академиком. — Извините, каких? — Э, геолога-минералогических, извините. — Вы упоминали, что ваше имя было в печати… — Да, в «Ученых записках». Статья называлась «Новое месторождение червонного золота». — Вы открыли? — Разумеется, — небрежно врал Гостинщиков ради него, ради этого теленка Рябинина. — И что теперь вас ждет? — Думаю, что выдвинут на премию. — А Рябинину вы… кто? — Деверь. — Деверь… это… — А может быть, шурин. Короче, его жена есть моя сестра. Васин не поверил бы случайному человеку на слово, но внешность ученого, странное поведение и связь с Рябининым убеждали. Он прошил его умным взглядом и примирительно начал: |