Онлайн книга «Долгое дело»
|
Я не сомневаюсь, что любое преступление зреет долго и нелегко, даже самое маленькое. Постепенно накапливаются в человеке прегрешения, поступочки, проступочки… С каждым таким поступком все грубее топчется мораль. И вот наступает грань, когда отвергается та моральная норма, которая возведена уже в закон, — совершается преступление. За дверью легонько стукнуло и зашуршало, словно там мели пол. Или кто-то остановился у кабинета, рассматривая табличку «Следователь С.Г.Рябинин» и собираясь постучать. Но дверь приоткрылась без стука. Он увидел-таки кусок серой швабры, который мелькнул в проеме слишком высоко от пола. Рябинин ждал, к чему-то приготовившись… Дверь медленно, почти вежливо открылась. Первым вошел худой высокий мужчина с выгоревшей тонкой бородкой, которая, видимо, и мелькнула в дверном проеме. За ним неуклюже шагал приземистый загорелый человек, умудряясь втискиваться в пустое пространство. Они подошли к столу и молча расстегнули плащи. Высокий протянул руку: — Прокурор Гостинщиков из Прокуратуры РСФСР. Приземистый поставил на пол громадный портфель, сел на стул и буркнул: — Следователь по особо важным делам Семенов. Прокурор снял мягкую кремовую шляпу и тоже опустился на стул. Следователь остался в берете. — Сергей Георгиевич, — начал прокурор, — нами получен сигнал, что вы совершили преступление… — Какое? — удивился Рябинин. — А мы сейчас это выясним. Приступайте к допросу, — приказал Гостинщиков следователю. Тот откашлялся и все-таки хрипло спросил: — Фамилия, имя, отчество? — Рябинин Сергей Георгиевич. — Место рождения? — Новгород. — Семейное положение? — Женат. — Место работы? — Вы же знаете… — Отвечать! — тонким голосом крикнул Гостинщиков, задрожав палевой бородкой. — Следователь прокуратуры Зареченского района. — Национальность? — Русский. — Образование? — Высшее, юридическое. — Судимы? — Нет. Семенов лег грудью на стол, припечатав все бумаги, и, стараясь придать своему простодушному лицу особую хитрость, спросил: — Чем вы занимались одиннадцать лет назад? — Как чем?.. Работал техником в геологической экспедиции. — Ага, работал, — вроде бы обрадовался прокурор. — И с кем вы работали? — поинтересовался Семенов с каким-то тайным намеком. — Ну, с геологами, техниками… — Давно вы их видели? — теперь он спросил с деланным безразличием. — Это мое личное дело. — Молчать! То есть отвечать! — вновь крикнул Гостинщиков, придерживая скачущую бородку. — Ну, видел кое-кого из них месяц назад… — Говорить правду! — теперь крикнул следователь, заморгав от собственного крика белесыми ресницами. — Ну, месяца два назад… — Четыре! — рявкнул Гостинщиков. — Неправда, — возмутился Рябинин. — Товарищ Семенов, дай ему в ухо, — приказал работник Прокуратуры РСФСР. Следователь мгновенно скинул плащ, бросил его на спинку стула и поплевал на руки. — Физические воздействия запрещены, — слабо возразил Рябинин. Но Семенов уже схватил его ладонь и сжал своими каменными пальцами. Не вытерпевший Гостинщиков забежал сбоку и клешней вцепился в затылок. — Больно, черти… Это были они — его геологи. С этими людьми начиналась его молодость, с этими людьми он хотел бы жить в одной коммунальной квартире, и случись что, этих людей хотел бы видеть рядом. Рэм Федорович Гостинщиков, научный сотрудник, кандидат геолого-минералогических наук. Старше Рябинина на десять лет. Они переговорили обо всем на свете: вечерами, ночами, за ужином, в поездах, а однажды пошли в маршрут и проспорили весь день, не увидев ни одной породы. Димка Семенов, ровесник Рябинина, коллектор, а по-нынешнему — техник. Он не интересовался геологией, презирал степени и должности, но всю жизнь провел в экспедициях, потому что любил передвигаться по земному шару. Это он как-то поехал в поселок за хлебом и пропал на три дня; вернулся черный, обожженный, веселый — тушил горящую степь. Это он две ночи сидел, как верная жена, у спального мешка, в котором горел температурой простуженный Рябинин. Это он… Это были они — его геологи, рядом с которыми Рябинин думал о себе чуть хуже, чем без них. И промелькнуло, исчезая… …Всю жизнь он в себе разочаровывается. Неужели был так сильно очарован? — Забыл нас? — улыбнулся Димка, блаженно расплываясь круглым и добродушным лицом. — Три месяца не заходил, подлец, — улыбнулся и Гостинщиков своей особенной улыбкой: наклонил голову, беззвучно приоткрыл рот и сузил глаза, отчего казалось, что он сейчас крикнет или запоет. Эту улыбку-ухмылку геологи деликатно звали мефистофельской, а за глаза — сатанинской. Поварихи всех полевых сезонов считали ее козлиной, хотя Рэм Федорович объяснял, что козлы не улыбаются. — Три с половиной, — уточнил Рябинин. — Э, все идешь по следу? — Да не по одному. Братцы, сейчас все объясню… — Тут мне ребята сухой рыбки подкинули с севера, — засуетился Димка, вытягивая из портфеля длинный и острый сверток. — Э, мне геофизик приволок с вулкана обсидианчик. — Рэм Федорович из того же портфеля вытащил другой сверток, тупой и круглый… Это были они — его геологи. Из дневника следователя. Сегодня приходили мои геологи. Расстроили, разбередили… Как вернулся на одиннадцать… Нет, уже на двенадцать лет назад. Как побывал в юности. И мне показалось, что жить я стал не так — жить я стал хуже… Давно не был в лесу. Давно не видел рассвета. Давно не обращался к себе. Давно не говорил с дочкой тайным бессловесным языком. С Лидой не говорил… Сердце давно не сжималось от гулкого восторга. Давно никого не жалел. Да я давно и не плакал… Калязина не шла. Перед допросом Рябинин обычно занимался пустяками — берег силы; не физические, а какие-то другие, которые могли уходить на необязательные встречи, на ползущие мысли или на случайные нервные вспышки. Он вяло разбирал следственный портфель. И удивился, обнаружив под фонариком пакет с двумя окаменевшими пирожками Лидиной выпечки: он их сразу узнавал по тупым носам и острым спинкам. Эти пирожки остались еще с мартовского выезда на место происшествия… В кабинет заглянула женщина, окинув Рябинина рассеянным взглядом, — он тоже посмотрел на нее краем глаза, потому что заглядывали часто: ошибались комнатой, кого-нибудь искали или просто хотели увидеть живого, не телеэкранного следователя. |